Домой я возвращалась, не спеша – всё же первый за долгое время больничного режима вольный маршрут. По пути зашла за причитавшимися мне деньгами. И довольная тем, что не с пустыми руками возвращаюсь (пусть это будет доброй приметой!), не без радости от приближения к дому, где так долго не была, шагаю всё же не торопясь, размеренным шагом. Дети ещё в садике. Мама, конечно, готовится к моему и их приходу. Так что торопиться, не испытав ещё свои только-только вернувшиеся силы, нет крайней надобности. Так думала я, не предвидя ничего экстраординарного.
А дома – поверить невозможно – меня встретил муж. Из Чойбалсана (Монголия) – нежданно, негаданно! Прибыл буквально за каких-то неполных полчаса до моего прихода. Кто бы мог подумать!
Был конец октября 1945 года. Только недавно закончилась война с Японией (Монголия в начале сентября – кажется, второго сентября – объявила войну Японии). Отпуска офицерам вряд ли возможны так быстро – тем более из-за границы. Да и всё начальство части знает, что мы виделись не более трёх месяцев назад во время прохождения эшелона на Дальний Восток. Значит, быть первым в числе отпускников Семён не мог бы. А потому приезд его был сюрпризом из сюрпризов. И всё бы хорошо. Да во-первых, отпуск только на 3 дня дольше, чем необходимо на дорогу от Чойбалсана до Каменск-Уральска и обратно. То есть отъезд – послезавтра. И во-вторых, что нас с мамой обескуражило и неожиданностью, и, казалось, очевидной нелепостью – приехал с визой (и билетом) на поезд в Монголию только для меня.
Уехать так далеко, да ещё и заграницу? Одной – без детей и мамы? Это как же! Я моментально сказала, что это невозможно, и я, конечно, не поеду. Мама поначалу даже слова вымолвить не могла, Мы буквально были шокированы самим предложением и своей реакцией долго не давали Семёну возможность даже объясниться.
Но выслушать всё же пришлось.
По получении письма из больницы (а к этому моменту было уже известно, что бригада остаётся в Чойбалсане) Семён, ссылаясь на это письмо, обратился с ходатайством о вызове семьи, По положению, выезд офицерских семей допускался только с 1946 года (наверное, из-за отсутствия жилого фонда) и ему отказали, обещая, однако, в числе первых разрешить приезд в начале следующего года.
Ещё при обосновании этой танковой бригады в Чойбалсане, Семён встретил там выпускника нашего института Степана Колесникова, с которым был хорошо знаком и даже дружен) по совместной работе в институтском профкоме. В Чойбалсане к этому времени Степан уже много леи возглавлял аймачную (областную) больницу, успешно занимался хирургией и был хорошо известен не только Чойбалсанскому начальству, но и консулу СССР в Чойбалсане. И только с большим трудом, при помощи консульских связей Степана удалось получить визу для меня (с гарантией Котельникова обеспечить квартирой и ещё какими то гарантиями). И только после этого в воинской части дали такой ограниченный отпуск.
Приехал Семён не с пустыми руками, привёз продукты в большом изобилии, билеты на двоих и объяснил, что все эти трудности с визой преодолел только ради моего выздоровления, и что не более чем через два, ну максимум три месяца заберёт всех.
Такого трудного решения, как мне предстояло принять на этот раз, я не помню.. Раздумий, трудных сомнений и страха было много. А времени на размышление совсем мало. А тут ещё стала уговаривать и мама. А потом и не менее Семёна настаивать.
Да так как-то всё же к концу второго дня (предпоследний) решили, что мне следует ехать (но с условием, что если переезд семьи будет задержан на больше предполагаемых двух месяцев, я вернусь, а, не дай Бог, что не ладно - то и раньше.
... Только три дня прошло с моей выписки из больницы. С каким настроением я уезжала – не передать!
А в феврале 1946 года Семён уже был в пути за детьми и мамой.
Свободное копирование
