Лето пролетело, приближался новый учебный год. Мама решила, что в четвёртом классе я проучился только полгода, да плюс еще мои «замечательные способности», то снова пойду учиться в четвертый класс, Школа в Монастырщине находилась на окраине, в бывшем поместье. Рядом со школой был парк. Учительницей в нашем четвертом "Б" классе была молодая еврейка Роза Иосифовна, которая с первых дней установила, что я плохо читаю и безграмотно пишу. В нашем классе было несколько еврейских ребят, были еврейские девочки-двойняшки, которых невозможно было отличить друг друга. Многие ученики были переростками, которые потеряли два-три года в период войны, в эвакуации, и во время оккупации.
Роза Иосифовна была строгая, но справедливая и понимала, что все мы - дети войны. Многим было не до учебы. И, хотя этого не было заметно, я чувствовал, что к нам, оставшимся живыми после еврейской трагедии, она относилась с особой любовью и жалостью. Видя, что по математике я один из лучших учеников в классе, Роза Иосифовна взялась подтянуть меня по чтению и письму. Она приносила мне читать книги, которые могли меня заинтересовать, оставляла меня с другими двоечниками после уроков писать диктанты.
Школьных принадлежностей не было, или редко, у кого были учебники и тетради, писали на газетах. Один учебник была на два - три ученика. Чернила мы делали из химических карандашей, хорошо у кого была чернильница невыливайка. Чернила мы носили в школу в маленьких пузырьках из-под лекарства, поэтому часто наши руки были испачканы чернилами. Перья и ручки также были проблемой, если удавалось достать перо "уточку", или "пионерское", или "рондо", это было большой удачей.
Я пробовал делать перья из гусиного пера, но писать ими было невозможно. Как в раньше писатели писали гусиными перьями, было непонятно. Благодаря тете Сорке, мы себя обеспечили тетрадями из белой бумаги, мы делали узкие линии карандашом, и старались писать мелким, убористым почерком, чтобы на дольше хватило тетради.