В июле сорок четвертого началось наступление наших войск на Оршу и Минск. Километров в трех от города, где был дом Тёти Сорки, находился военный аэродром, С четырех часов утра начинались полёты, взлетали истребители, и летели на Запад. Весь день над нашим домом стоял такой рев, что дрожали стекла.
Однажды я сидел на крыльце дома, смотрел, как летают самолёты. Один самолет взлетал, а другой в это время шёл на посадку. Каким-то образом самолеты в воздухе, зацепись друг за друга. Я замер от ужаса. Самолет, который шел на посадку, круто пошел вниз, врезался в поле и взорвался, второй рассыпался на мелкие части, которые упали на базарную площадь, на дома и огороды вокруг базара. Хорошо, что это случилось после обеда, не в базарный день и там людей никого не было. Оба летчика погибли. Эта воздушная трагедия произвела на меня большое впечатление. В дальнейшем я стал недоверчиво относиться к авиации. Если в воздухе, что произойдёт, то нет никакого спасения.
На нашей улице, в одном из домов, жила молодая еврейка, которую звали Хайдыня. Муж ее погиб на фронте, дом у нее был запущенным, в нём стояло три железных койки, стол и русская печь. У Хайдыни было три сына: старший - Гиля, которому было тринадцать, и двойняшки - Мейше и Мойше, которым было лет по восемь. О том, что Гиле летом исполнилось тринадцать лет, знала вся улица, потому что у Хайдыни не было денег справить ему бармицву (посвящение в мужчины). Хайдыня разговаривала в основном на идиш.
Её русский был с таким еврейским акцентом, что резало ухо, было стыдно за неё,перед соседями и знакомыми. Мы в то время стеснялись еврейского языка и вообще того, что мы - евреи. Мне было неудобно, что она всех нас позорит, когда она кричала на идешь, на всю улицу. Куда бы Хайдыня не пошла, Гиля, Мейша и Мойша следовали за ней.
Особенностью этой женщины были ее проклятия, в том числе и на своих детей, которые выслушивали их совершенно равнодушно. Из её рта ручьем лилось: "Шварце ерн, (черный год), шварце покн (черная оспа), агишвир дыр ин галдз (нарыв тебе в горле), золс ту пейгерн (чтоб ты сдох), зол зайн ба дыр курце ерен (чтоб были у тебя короткие годы)" и т. д. Этим проклятиям не было конца. Но самым дорогим у Хайдыни, были её мальчики, которых она любила больше жизни, и которые, постоянно следуя за ней, что-либо жевали. В основном конфеты, которые она доставала неизвестно где.
Гиля, Моше и Мейша были сплошными двоечниками, но их переводили из класса в класс, потому, что учителя не хотели иметь дело с Хайдыней, она устраивала учителям скандалы, считая, что учителя ставят двойки её детям, потому, чт они евреи, и их не любят. Мама и тетя Сорка жалели Хайдыню и, когда она приходила к нам, сажали ее за стол с сыновьями и давали им покушать. Мама говорила:
- Ну, зачем она народила, этих детей? Ну, какое она может им дать воспитание? Вырастут дурнями и будут постоянным посмешищем у злых людей.
Тогда тётя Сорка рассказала, что до войны она была первая красавица, и звали её Дина, (её двойное библейское имя Хая-Дина). Они с, мужем очень любили друг друга, и она родила трёх сыновей, и была счастливая семья. В эвакуации они голодали, мальчиков нечем было кормить, Сама сидела голодная, всё отдавала своим мальчикам, а тут она получила извещение, что муж погиб на фронте. От голода и переживаний она помешалась. Хайдыню забрали в психушку, а детей в детский дам. В больнице её подлечили, она узнала, что дом её цел, забрала детей и приехал другим человеком.