8-го, разумеется, встали мы часов в десять с половиной, напились кофе с Машенькой, и я отправился к Срезневскому заниматься Амартолом. Но на этот раз дело шло плохо: от одиннадцати до трех я просмотрел только пять листов. Правда, что долго мешал мне сам Срезневский, рассказывая какие-то сплетни о "Русском вестнике", будто бы о недобросовестности его редактора. Но самые сплетни выставляли только его неуклюжую неловкость, неповоротливость, а совсем не недобросовестность. Например, С. Иванов написал статью о железных дорогах еще в конце 1855 года и отдал ее в "Вестник" даром. Ему сказали, что даром статьи не печатаются, а за все платится по три рубля за страницу. Он согласился и на это. Но несколько месяцев статья не печаталась. Между тем появились другие статьи об этом, и Иванов просил, чтобы его статью печатали скорее. Но прошло еще несколько времени, прежде чем его желание исполнили. Наконец присылают ему корректуру. Иванов, зная, что уже теперь не ново и несвоевременно многое из его прежних заметок, сказал, что в таком виде печатать статью нельзя. Так она и осталась. Щебальский тоже отдал свою статью даром. Ему тоже сказали, что у них определена плата, а потом спрашивали, сколько он хочет взять за свой труд. Срезневский видит в этом какое-то коварство, злонамеренность, неблагородство и т. п. А кажется, это просто -- глупость. По поводу этому говорил тоже Срезневский, что "Телескоп" очень возбудил волнения и ожидания в 1831 году, а "Библиотека для чтения" просто всех огромила. Припомнил он также, что в конце 1839 года Краевский говорил, что у него 39 тысяч (асс.) долгу на журнале и что вся его надежда на Белинского. Белинский приехал из Москвы и явился к Краевскому, при Срезневском. Краевский побежал к нему навстречу с восклицанием: "Наконец-то, спаситель!.." и при нем опять повторил, что только Белинский может поднять и поддержать его журнал... При всем том, зная об исполнении ожиданий Краевского, Срезневский до сих пор упорно отвергает значение Белинского в истории русского просвещения!.. Странный человек... Был у него вчера Андреевский, небольшой человек с большим носом, бегающими глазами и плавной речью. Свое дело он, кажется, знает хорошо; очень горячо предан науке, ищет правды, не глуп (по крайней мере диалектически), говорит положительно и тотчас приводит факты. Это хорошо все. Не понравилось мне только, зачем он восстает на Чичерина, и именно на дух его диссертации. Неужели это из угождения Срезневскому? Или в самом деле он говорит от искреннего сердца?.. Я не читал "Областных учреждений" и не знаю, как велико их научное достоинство, но уверен, что мысль Чичерина была жива и светла, что стремления его благородны... Зачем же унижать человека? Разве потому, как проговорился сам Андреевский, что и он тоже занимается исследованием областных учреждений и боялся (может быть, боится и теперь), чтобы диссертация Чичерина не отняла значения у его собственного труда?.. Если так, то это понятно и даже, пожалуй, простительно...
Но совершенную комедию разыгрывают почтенные академики при редакции своего нового устава. При мне два раза был у Срезневского Бетлинк и вместе толковали о порядке и пр. правил устава. Вчера особенно мило было послушать их. С своей обыкновенной совестливостью Срезневский не мог ни на чем остановиться. Дело идет, например, чтобы 33 § поставить 32-м, и Бетлинк тотчас соглашается; но Срезневскому совестно такой легкой победы, и он опять принимается: "кажется, ведь это так" -- и доказывает. Тот уже и переставил давно, а он все еще из кожи лезет -- доказывает, что это нужно переставить... А то, например, спор зайдет о том, что нужно ординарных академиков из экстраординарных непременно выбирать, а не из посторонних ученых. Бетлинк, конечно, против этого, но Срезневский, уединившись в своем академическом мире, уверяет, что это и обидно, и несправедливо, и все что угодно, и что не нужно, чтобы чужие вдруг нам на голову садились... Вспомнил я "Денщика" Даля, который разделял весь мир на наших и не наших и был убежден, что украсть у не нашего -- дело очень похвальное... А еще было они сочинили вот какую штуку: академик нигде служить не может, кроме министерства просвещения; к счастию -- еще я тут случился и остановил их прямо, указавши им на Давыдова, служащего в консультации. Впрочем, вообще говоря, Бетлинк должен быть человек со смыслом. Только русский язык ему тяжел...
Хотелось бы сегодня еще много писать, но тушат лампы и гонят спать... До завтра.
Свободное копирование
