4 января
Ничего не может быть бесплоднее и убийственнее дня, какой я провел сегодня: я сидел с утра до вечера за Амартолом и просмотрел с двенадцать больших листов рукописи... Это отвратительно до тошноты. А тут еще Измаил Иванович с своими увлечениями, ученостью и бранью на Грановского за то, что он не был ученым, а был просто даровитым человеком, ничего не сделавшим (по словам Срезневского) из своих дарований. Черт знает как повертывается у него язык говорить подобные вещи... Я был до того уничтожен сегодня, что только мог отмалчиваться. Единственное развлечение нынешнего дня был урок у Куракиных. Анатоль Куракин непременно хотел узнать, как меня зовут, и потчевал черносливом, присланным ему из Бордо -- от дедушки: в этом выражалось его особенное расположение ко мне. Вообще -- с ним уроки идут гораздо живее и менее официально, чем с старшим, Борисом. И при этом самое дело как будто лучше подвигается. Я приписываю это тому, что младший более подчиняется моему влиянию и менее испорчен схоластическими вздорами, тогда как Борис, имея пятнадцать лет от роду, довольно давно уже, стало быть, подвизается в этом притуплении природного ума своего, в котором природа ему не отказала.
Свободное копирование
