Хотя наши афонские монастыри в своё время оказали щедрые пожертвования на русскую школу в Константинополе, но, мне кажется, этого недостаточно. Афон должен теперь выступить на более активную защиту православия, как он это делал в более древние времена. Афон велик и славен своими подвижниками, и уже тем он служит великую службу, что они являются среди них. Но в наше время монастыри должны выпустить своих борцов по всему Востоку для поддержания православия путём учебно-воспитательной деятельности среди греков, арабов и славян Турции. Ведь теперь монашествующие афонцы не ведут исключительно замкнутой жизни на своей Святой горе. Помимо помянутых мною ранее иноков с Афона в Палестине, мы их видим во множестве чуть ли не по всем большим городам России.
На обратном пути из Иерусалима я случайно встретился с одним очень уважаемым афонским старцем. Он был свидетель старинной строгой жизни Афона, так трогательно описанной известным «Святогорцем», хорого знает и современное состояние афонского монашества, и вот что он мне с грустью поведал об иноческом житии:
С каждым годом аскетическая жизнь афонских монахов всё слабеет и слабеет... Сребролюбие нас заело. Прежде мы вполне довольствовались тем, что нам пришлют из России, теперь же мы высылаем целую армию для сбора пожертвований. В любом большом городе стоит лишь устроить подворье с церковью, как тотчас же потекут рекой деньги. Доходы большие, но какой ценой мы их приобретаем! Чтобы содержать подворье, надо иметь изрядный штат служащих, надо иметь сильных молодых послушников, а главное — хор певчих. Вот тут-то и кроется зло. Молодой народ, живя в больших городах, не может оберечь себя от соблазнов. На него не действуют ни выговоры, ни наказания, ни даже угрозы прогнать его. Он легко находит место в другом монастыре или попробует свои силы на другом поприще.Если отошлёшь его на Афон, он и там находит возможность вести слишком соблазнительную для монаха жизнь, а то ещё хуже — развратить и других, более скромных.И что удивительно! Присылали на подворье исправных, испытанных на Афоне монахов, но и они в городах скоро портились. Тяжёлое, безвыходное положение!...
Старец вздохнул и поник головой. Я ему вполне верил, потому что он знал афонские дела, как непосредственно принимавший в них самое деятельное участие. Он рассказал мне про огромные пожертвования известного благотворителя-миллионера Сибирякова (схимонах Иннокентий, в миру Иннокентий Михайлович Сибиряков, 9-го ноября 1901 года скончался на Афоне, в Андреевском монастыре) и о его жизни на Афоне. Коснулись грехов.
Представьте себе, - сказал мне в ответ старец на мои рассказы о святогробских монахах, - я о греческих келиотах более высокого мнения. Они, по-моему, больше монахи, чем даже мы, русские на Афоне. Нас, я говорю, обуяла золотая лихорадка. Они же довольствуются растущей около их келий маслиной и маленькими случайными пожертвованиями. Больших подаяний им неоткуда ждать. Они ближе подходят к образу настоящего отшельника, чем мы, повторяю, занятые добычей денег.
Я был поражён тогда этим сообщением. Афон всегда представлялся в моём воображении как что-то особенное, исключительное среди монастырей всего мира. Туда идут люди, окончательно порвавшие все связи с мирской жизнью. Это место непрестанной молитвы. Афон — это мост, соединяющий землю с небом, примиряющий людей с Богом. Моим духовным очам всегда рисовалась картина осенения Святой горы покровом Божией Матери (Афон издревле считается «уделом Божией Матери»). Тут как бы двери рая, вход в Небесное царство. И вдруг... мне говорят, афонцев потянуло в мир, к маммоне!
Свободное копирование
