В семь часов Государыня попросила меня еще раз связаться по телефону с Зимним Дворцом. Как и накануне, трубку снял князь Ратаев.
- Как ваши дела? - поинтересовалась я.
- Толпа и сейчас у ворот Дворца, - ответил он совершенно бесстрастно. - Прошу Вас, мадам, передать Ее Императорскому Величеству мои заверения в верности и преданности... Пожалуй, другой такой возможности мне не представится... Ах! Я так и думал. Не хочу показаться вам неучтивым, мадам, но, полагаю, сейчас меня убьют... Толпа ломает двери этого помещения!
Он умолк - раздался страшный треск... Я не выдержала, и телефонная трубка выскользнула из моих помертвелых рук.
Мы допоздна засиделись в лиловом будуаре и уже собирались лечь в постель, как, смущенный и расстроенный, вошел Волков. Мы с Государыней с трудом поняли, что прибыл господин Гучков, который настоятельно просит Ее Величество принять его. Было уже одиннадцать часов.
- В такой час? Но это же невозможно! - заметила Императрица.
- Ваше Императорское Величество, он настаивает, - запинаясь, выговорил камердинер.
Государыня повернулась ко мне. В глазах Ее застыл ужас.
- Он приехал, чтобы арестовать меня, Лили! - воскликнула Она. - Телефонируйте Великому князю Павлу Александровичу и попросите его тотчас же приехать.
Справившись с волнением, Она снова надела шапочку сестры милосердия и стала молча ждать прибытия Великого князя. Ни Мария, ни я не смели произнести ни слова. Наконец, после мучительного ожидания, которое показалось нам нестерпимо долгим, вошел Великий князь, и Государыня в нескольких словах рассказала о появлении зловещего гостя. В следующее мгновение из коридора донеслись громкие голоса, громко хлопнула дверь, возвестив о появлении в соседней комнате господина Гучкова.
Гучков, после переворота ставший военным министром, был заклятым врагом Государя, которому Он не мог простить то обстоятельство, что Император не захотел признать его некоронованным королем Москвы. Он из чувства мести принудил Государя отречься". Злорадное любопытство влекло его во Дворец, чтобы насладиться страданиями беззащитной Женщины! Это был отвратительный тип в больших очках с желтыми стеклами, скрывавшими его бегающие глазки.
Мы с Марией крепко держались за Государыню, убежденные, что теперь все кончено. Она нежно поцеловала нас обеих и вышла из будуара в сопровождении Великого князя Павла Александровича. При виде Государыни мне вспомнилась Мария-Антуанетта - эта трагическая фигура, как и Императрица испившая чашу страданий. Верный камердинер Волков, согласно традициям Императорского режима, уведомил нас о том, что Гучков приехал во Дворец в обществе двух адъютантов. Один из них обратился к старику со словами:
- Ха-ха! Вот и мы. Что, не ждали нас нынче? А ведь теперь мы хозяева Дворца!
Мы с Марией Николаевной сели рядом на диван. Бедная девочка тряслась от страха. Но боялась Она не за себя. Как и остальные дети, Мария думала лишь о своей возлюбленной Матери.
В трагические эти дни, когда счастье отвернулось от Них, никто из членов Императорской Семьи не выказывал сожаления по поводу утраченного Ими положения и престижа. Единственное, что их тревожило, - это страх расстаться друг с другом. Пожалуй, к Ним можно было бы отнести слова, которые кто-то нацарапал на стене одной из старинных итальянских тюрем: "Лучше смерть, чем жизнь без тебя". И если сообщение о Их смерти правда, то судьба оказалась к Ним милосердной: Они не узнали боли разлуки.
Наконец, в коридоре послышались шаги, и, к несказанной нашей радости, мы увидели Государыню!
Плача и смеясь, Мария Николаевна бросилась к Матери, и Государыня поспешила нас успокоить.
- На этот раз Меня не арестуют, - произнесла Она. - Но если бы вы знали, какое это было унижение - встретиться с этим человеком. Гучков был невыносим - Я не смогла дать ему руки. Он заявил, что хотел лишь узнать, как Я переношу испытания, и убедиться, напугана Я или нет.
Бледные щеки Императрицы покрылись розовыми пятнами, глаза сверкали. В эту минуту гнева на Государыню было страшно смотреть. Но вскоре к Ней вернулись Ее обычное спокойствие и достоинство, и мы пожелали Ей спокойной ночи, благодарные Провидению за то, что оно пощадило Ее ради нас.