После седьмого класса я решил поступить в престижный в то время Московский авиационно-технологический техникум, в котором учился мой сосед и друг Алик Маковкин. Экзамены в техникуме начинались 1 июля, а документы принимались до 30 июня. Документы я собрал 29-го и 30-го повез их сдавать. Но, прибыв в техникум, я обнаружил, что я их… потерял! Где и как – ума не приложу! Это сегодня нашедший потерю может тут же позвонить пострадавшему, который в считанные часы-минуты может за нею приехать. А в 50-е годы для этого требовалась минимум неделя времени. Так что моя розовая мечта растворилась в еще чистом в те годы голубом московском небе…
Смирившись с судьбой, я пустил дело с документами на самотек, а сам решил уехать на лето в Малынь, деревню моих предков по маминой линии. Весьма кстати собралась туда поехать и моя тетя Настя. И дня через два мама повезла меня к тете Насте в Серпухов.
На следующий день все взрослые ушли по магазинам, а я остался один в доме. Одна вещь в ее доме привлекала мое внимание особенно – это была большая копилка в форме то ли кошки, то ли свиньи с узкой щелью сверху. Она была почти полная! Если бы деньги лежали на открытом доступе или в кошельке, я отнесся бы к ним абсолютно равнодушно – к воровству у частных лиц у меня был полнейший иммунитет. Но деньги находились под хитрой охраной, ибо достать их, не разбивая копилки, было невозможно. Копилка смотрела на меня и как бы подзуживала: «А достать деньги, не разбивая меня, слабо?!»
Такой издевки «внутреннего голоса» я не выдержал, взял тонкий нож, расположил щель горизонтально и, потряхивая копилку, уловил момент, когда одна из монет окажется на ноже. Я осторожно вытянул нож, и монета оказалась у меня в руках. Такой хитростью мне удалось почти полностью опустошить копилку, отчего она стала легкой и скрыть факт ограбления «животного» было бы невозможно. Последующее решение было логичным: все медяки я побросал обратно в копилку, а серебро оставил себе!
Однако хороший преступник из меня не получился. В очередной поход в магазин я пошел вместе со взрослыми и купил там рыболовные крючки. А расплатился... пригоршней серебряных монет. Тетя Настя моментально смекнула, откуда у меня деньги, и, придя домой, убедилась, что копилка полегчала вдвое. Припертый к стенке, я раскололся…
С этого момента желания воспользоваться без спроса трудовым доходом других людей у меня больше ни в какой форме не возникало. Но ведь бывает и нетрудовой доход, полученный не обязательно преступным образом. Эта мысль привела меня к еще одной, последней в жизни, краже у частного лица. Случилась она уже осенью по возвращении из деревни. Идя за водой к нашему колодцу, я проходил мимо картофельного огорода соседей Потаповых. И каждый раз посреди этого, сотки в две, огорода бельмом на моем глазу красовалась огромная голова случайно выросшего подсолнуха. Ну и, конечно, однажды ночью я эту голову несчастному подсолнуху свернул!..
Да вот беда, тот подсолнух преследует меня теперь всю жизнь своим укором, ибо знаю по себе, что украденный у меня рубль доставляет больше огорчений, чем радость от найденных ста рублей! И что мне тот подсолнух – ну, поклевал немного, сыт от этого я не стал, а добрым людям, по-видимому, испортил настроение надолго. Тетя Нюра Потапова, возможно, еще жива. Ее дочь Нина году в 1958-м померла во время родов. А девочка выжила, ее назвали Катей. После сноса их деревянного дома их, как и нас, переселили в девятиэтажку да еще в один подъезд с нами – это, наверное, для того, чтобы я долго помнил тот подсолнух…
Но я забежал вперед. Итак, впереди были около полутора месяцев моего незаслуженного отдыха в деревне.
Свободное копирование
