В один из вечеров Лайонел Моррис был приглашен в Камерный театр на "Египетские ночи". Мы сидели вдвоем в боковой ложе слева. Об этом спектакле тогда много писали, спорили. Англичанин отнесся к нему критически, особенно к части из Бернарда Шоу, и я с ним согласилась. После спектакля вошел Таиров и пригласил нас в аванложу на изысканный ужин с вином и деликатесами, за которым последовали фрукты, чай, пирожные, шоколад. Присутствовали Алиса Коонен, только что сыгравшая Клеопатру, два-три ведущих актера и администрация театра. Таиров был заинтересован в этой встрече с английским корреспондентом, организованной им помимо ВОКСа, на ней не было партийно-профсоюзного актива. Выслушав похвалы Морриса по поводу пьесы и процветания московского театрального искусства, Таиров исподволь перешел к делу: ему очень хотелось устроить гастроли в Лондоне, но что-то препятствовало извне, изнутри. Он попросил Морриса обратиться к известному антрепренеру Кочрэну - не окажет ли тот ему содействие: нужно было получить приглашение оттуда. На это Моррис резонно заметил, что гастроли, наверное, будут иметь успех, но все дело в деньгах - аренде помещения, оплате персонала и т. д. Что касается выезда, театр должен сам добиться его здесь, в Москве. В Лондоне возражать вряд ли будут; впрочем, он довольно сдержанно обещал Таирову поговорить с кем надо. Обстоятельства были мне неизвестны, я старалась точно переводить и, кстати, запомнить эти переговоры - все-таки история театра. Но должна ли я их изложить в "беседе" для ВОКСа? Не подведу ли этим Таирова, а умолчав - себя, если среди присутствующих есть агент? Когда мы вышли из театра, Моррис предложил мне поехать в ресторан, поговорить о спектакле и об этом ужине (а может быть, выведать ситуацию: "Я не понимаю, почему он не хочет сам позвонить Кочрэну или написать письмо?"). Ничего-то он не понимал в наших делах. Я отказалась наотрез, соблюдая инструкцию. Он опять не понял почему. "Я не имею в виду ничего дурного, отчего бы нам не продлить хорошее настроение в хорошей обстановке?" Я не имела права сказать, что переводчикам это запрещено. Проклиная в душе свои цепи (очень хотелось провести с ним этот вечер), я промычала, что поздно, дома ждет мама.
- Но ведь можно позвонить по телефону! Неужели вы думаете, что скомпрометирую вас? (то есть он думал "как мужчина", я думала "как классовый враг").
- Нет, нет, нисколько. Но я пойду домой.
- Тогда разрешите взять такси?
- О, не стоит, это совсем близко. Спасибо. Я привыкла ходить одна по ночам. У нас не страшно. До завтра...
Отделавшись от него, я почувствовала горечь и досаду - постоянно приходится испытывать муки Тантала. Я сообщила в "беседе", что Таиров угостил нас чаем, чтобы поговорить о пьесе, и умолчала об остальном, будь что будет. Камерный театр так и не поехал в Лондон, вскоре его закрыли, а Таиров отправился вслед за Мейерхольдом.
Свободное копирование
