Поездки по северу России в 1885-1886 годах - 22

Урская губа значительно более Арской; как гавань она просторнее и удобнее. Она соединяется с морем тремя проходами: большим, средним и малым, образуемыми довольно объемистым островом Шалимом и другим некрупным, Еретики. Вход в губу при вечернем освещении очень красив. Справа тянется длинная, закругленная, невысокая скала, скорее луда, чем скала; слева глядят из пучины морской такие же невысокие островочки; как след долгого, все еще не успокоившегося вполне волнения, поперек проливчика протянулась к нашему приходу густая, широкая полоса белой пены. "Забияка" перерезал ее, и нельзя было не любоваться глубокою, из многих планов состоявшею панорамой губы. Казалось, будто мы входили в какую-то широкую, могучую реку, обставленную жилистыми, футов в 600 вышины, скалами. Эта река -- так казалось по крайней мере -- должна идти куда-то далеко внутрь нашей родимой России, к нашим центральным губерниям. Если в Арской губе виднелись и березки, и рябинки, здесь все было безусловно голо, даже и мху казалось мало по этим безотрадным гранитам. Но очертания их чудесны. Легкий туман, носясь неширокими, гладкими полосками, давал горизонтальные линии; скалы воспроизводили вертикальные. Это была молчаливая музыка камней и туманов в розовом свете опускавшегося солнца. Завод, фактории и становища, стоящие на самом деле друг против друга на обоих берегах губы, были замечены нами справа и стояли -- так казалось по крайней мере -- на одном берегу. Колония, имеющаяся в этой губе, расположена на 12 верст дальше внутрь. По-видимому, в этой стране полуночного света мало было света одного только солнца, и вот зажглось над нами, медленно поигрывая широкими радужными лучами своими, как на туманных картинах, другое, ложное солнце. Мало было и этого: зажглось третье, но уже очень бледное, едва видневшееся светлым пятном в серовато-розовых легких облаках.
   Благодаря обилию света этих трех солнц, Его Высочество решил съехать к китобойному заводу и тотчас по прибытии осмотреть его с тем, чтобы иметь полную возможность распорядиться завтрашним днем с утра.
   Сегодняшняя матросская пища была совершенно исключительного характера. Его Высочеству поднесен был местными промышленниками громадный палтус, ближайший родственник кривой, но вкусной камбалы. Достигают здешние палтусы, говорят, до 14 пудов веса; тот экземпляр, что был поднесен Великому Князю, оказался весом наверное более 4 пудов. Фигура его была очень оригинальна и даже внушительна, и помимо некоторого запаса мяса этой фигуры, сделанного для великокняжеского стола, приказано было отдать все остальное команде, сварить уху и подать ее испробовать. Приказание было исполнено в точности, и сочность навара этой колоссальной ухи и вкус ее заслужили всевозможной похвалы. Палтус зовется не напрасно "свининой промышленника". Уха из него была действительно чем-то из ряда вон хорошим и питательным. Нам подавали палтус жареный и отварной; которому из двух отдать первенство -- осталось неразрешенным. Но команда была в восторге и упитывалась лукулловским обедом на славу, как никогда.
   Палтусы -- это одно из неисчислимых богатств нашего Поморья. Иногда целые стада палтусов гуляют или лежат подле Рыбачьего полуострова, верстах в 30-40 от берега. Их забирают, конечно, норвежцы, узнающие о присутствии их в том или другом месте по устным или печатным бюллетеням. Ловят камбалу и палтуса на "продольники", укрепляемые по дну якорями. На отмелях, при ясной воде, сквозь синь воды распластавшиеся палтусы и камбалы лежат большими массами и кажутся на белых песках темными пятнами. "Палтусовая карга" идет от Териберки к NW, к Сергееву мысу на Рыбачьем полуострове и тянется в океан, как говорят, на очень далекое расстояние. Несомненно, что добыча палтуса и камбалы, как и все остальное, подлежала бы на нашем Мурмане бесконечному развитию, и гастрономы Москвы и Петербурга только бы возликовали успеху этого дела.