Окончив осмотр китобойного парохода, Великий Князь посетил управляющего заводом в его доме. Хотя убийственный запах завода наполняет всю небольшую бухту, но подле дома этого, расположенного наискось от жиротопни, на берегу, на высоком холму, составленном из могучих гранитов, усыпанных крупными катышами и кругляками, обточенными волной, обрастающими вороницей и березой-карлицей, дышалось все-таки легче. Дом двухэтажный, поместительный, построен в Архангельске и перевезен сюда разобранным на части.
Если до сих пор с самого утра страдало наше чувство обоняния, то здесь предстояло нечто, хотя и кратковременное, но не менее острое, нашему чувству вкуса противное. Его Высочеству угодно было спросить и отведать знаменитого норвежского рома, которым пользуется наше Поморье и распространение которого должно быть отнесено тоже к чудесам земли Русской. Ром этот цвета крепкого кофе, разит каким-то невозможным запахом и дает осадок; это подслащенный, подкрашенный сандалом спирт, которому приданы все свойства опиума примесью кукельвана, стручкового перца и, может быть, чего-либо еще худшего. Если -- так говорят -- пустить в этот ром полуторахлористого железа, то он обращается в чернила -- несомненное доказательство присутствия дубильного вещества; согласно анализу, произведенному медицинским департаментом, это "одуревающая жидкость". Испробовать на вкус этот классический ром было для нас делом одной секунды; гораздо труднее и дольше было избавиться от острого, едкого вкуса, оскорбленного надолго самым положительнейшим образом этим бесподобным ромом.
Если норвежский ром сам по себе чудо, то бесконечно чуднее то, что он распространяется у нас беспошлинно. Трудно верится, а между тем это так. Целый ряд губернаторов, целый ряд комиссий, как административных, так и ученых, в особенности "северный", и поморский съезд, все, все решительно ратовали против этого рома, и, к несчастью, бесплодно. По положению 14 мая 1876 года питейная торговля на Мурманском берегу объявлена безакцизною, беспатентною и свободною, и одно из крупнейших, вопиющих, необъяснимейших зол существует, словно насмехаясь над людьми и опаивая поморов. А ведь это очень легко споить поморов: тяжелая работа требует подкрепления, а русская натура легко переходит от необходимого к излишкам. Особенно тяжело ложится это опаивание насмерть на молодых зуйков и на слабых лопарей; если лопарской расе суждено вымереть, так следует по крайней мере дать совершиться Божьему повелению по его изволению, а не пособничеством норвежского рома с его дубильным веществом.
Сколько именно ввозится на Мурман этого рома, решительно неизвестно; хранить на этот предмет тайну -- прямой расчет заинтересованных в этом деле фактористов. О том, сколько земли уступлено было Норвегии, мы приблизительно знаем: на старых картах граница наша доходила до мыса Верес, но была отведена к востоку на 70 верст по прямому направлению и на 500 верст по береговой линии (см. Лудмер, "Разоренная Окраина"). Но сколько переплатили мы Норвегии за ром, сколько взяли они из наших вод рыбьего и животного материала, сколько получили они барышей, продавая нам нашу же рыбу, сколько опоили народу -- этого ни в каких списках не значится и контролю не подлежит.
Пока Великий Князь находился в доме управляющего заводом и выслушивал любопытные сообщения и пожелания людей местного дела, "Забияка" набирал воды; через два дня ему необходимо будет запастись углем, что и будет сделано нами подле Иоканских островов, близ Святого Носа. По возвращении нашем на "Забияку" к обеду температура в воздухе начала быстро падать, и около 8 часов вечера, ко времени выхода нашего в море, термометр показывал только 4,5R тепла. Но вечер был удивительно ясен; лучи все еще высоко стоявшего солнца золотыми снопами западали в кают-компанию. Нам предстоял очень недалекий переход в соседнюю губу Ура, а оттуда в бухту Еретики, где мы и намеревались ночевать и осмотреть другой китобойный завод, гораздо менее значительный по обстановке и характеру.
