К сожалению, у меня никогда не было той степени незастенчивости, которая позволяла бы, после окончания университета, хоть иногда, звонить нашим замечательным преподавателям, благодарить их, советоваться. Я этого не делала и не жду такого от своих теперешних выпускников. Но удивительно: в течение всей моей, теперь уже достаточно долгой, жизни, светлые лица наших преподавателей из МГУ всегда живут в памяти. Вспоминаются их слова, фразы, наставления, особо удачные лекции. Их способность прощать нам наше невежество, заносчивость, небрежность. Их поразительно уважительный тон по отношению к нам, студентам, часто - незаслуженно уважительный. Но этот тон приподнимал наш самооценку, учил уважать окружающих, внушал, что ты - на многое способен. А потом и мы несли в жизнь такую же ноту уважения к людям.
Что касается всеми любимых преподавателей, Сергея Михайловича Бонди и Владимира Николаевича Турбина, - они обладали способностью видеть и передавать нам поэзию восприятия не только литературы, но и - жизни.
Этих наших преподавателей я считаю легендарными, а встречу с ними - большой удачей своей жизни.
Владимир Николаевич Турбин был мастером блистательных метафор. Многие его метафоры и парадоксальные формулировки на всю жизнь западали в сознание, странно будоражили, заставляли соглашаться или - вести полемику. Тайный смысл одного парадокса я, например, открываю для себя всю жизнь: он сказал мне о "мудрости посредственности". Тогда перевернулись все мои представления об оценке человека: то, что мы порою клеймим словом "посредственность" - может оказаться на самом деле талантом жизни.
Недавно, в беседе со мной наша однокурсница ( а ныне -декан филологического факультета МГУ) Марина Ремнёва сказала мне о Турбине, что встреча с ним была самым ярким её впечатлением от филологического факультета: "Меня поразил его подход к литературе. Его взгляд на литературу произвел на меня такое впечатление, что я не решилась пойти в литературоведы, боясь быть недостойной его" Я спросила тогда, чем же он более всего запомнился? И она ответила: "Простотой. И неординарностью. Уже на первом занятии он задал нам вопрос: "Чем объединены "Повести Белкина"? Почему Пушкин соединил эти, в общем-то, пять разных сюжетов под единым названием?". Мы тогда долго думали над ответом, но так ничего и не придумали. А на следующем занятии он объяснил нам: "В каждой повести главную роль играет случайность, от случайности зависит всё". Я поняла тогда, что сама случайность может быть главным героем литературного произведения. Он всем нам тогда задал планку, он поставил нам, студентам, мышление, научил думать нетрафаретно".
В начале 60-ых (благословенное время первой оттепели) вышла блестящая книжка В. Н. Турбина "Товарищ время и товарищ искусство". Мы все читали эту книгу, охотились за ней, дарили её друг другу. А Марина рассказала мне недавно, что она "не только читала эту книгу, но и присутствовала на разбирательстве этого издания на филологическом факультете. Я была тогда аспиранткой. Против Турбина выступали очень страшные люди - наши же преподаватели той поры. Хотелось зареветь от отчаяния. Почему-то вспомнились тогда строчки из стихов Маяковского: "Так, должно быть, жевал вымирающий ихтиозавр случайно попавшую в челюсти фиалку".
После выхода этой книги начались для Турбина долгие годы замалчивания, гонений и непечатания.
В 80-ых годах я работала в редакции художественной литературы издательства "Московский рабочий" и пыталась утвердить в плане изданий новую книгу В.Н. Турбина. Меня вызвал директор и сказал: "Литературоведение? Зачем нам это, лапочка?". Незадолго до своей кончины, уже в период последних месяцев своей жизни, в перестроечные годы, Турбин снова принес нам заявку на книгу. Заявку утвердили, но нашего преподавателя уже не стало.
Он как-то мне сказал, во времена глухого застоя:
-- Я ведь терпелив, 20 лет жду своего часа. Меня нигде не печатают, и терпение мое иссякает.
Он говорил, что считает себя биографом М. М. Бахтина и когда-нибудь издаст о нем книгу. Часто вспоминал, как пятнадцатилетним мальчиком работал почтовым служащим в почтовом вагоне, как тяжело и опасно было доставлять военные письма - порой под бомбежками. Он хотел когда-нибудь написать об этом. Но Турбина "замалчивали", он был неугоден.
Однако присущий ему юмор никогда не покидал его, и, следуя этой черте своего характера, Турбин вывесил на кухне портрет своего главного гонителя... среди связок лука, чеснока и бутылок с подсолнечным маслом.
Уже когда его не стало, на филологическом факультете вышло новое, расширенное издание книги нашего преподавателя "Пушкин, Гоголь, Лермонтов". А в журнале "Знамя" напечатали роман В.Н. Турбина " Я Воздвиг Памятник". Он работал над этим романом много лет и сказал как-то, что каждый филолог в душе хочет стать писателем. Я согласилась с ним, но и тогда, и сейчас считаю, что писать могут многие, но хорошо преподавать - это дарование редкостное.
Свободное копирование
