В 1910 году мы осуществили еще одну восхитительную поездку в Соединенные Штаты и провели четыре месяца в обществе семьи и старых друзей, заполняя время интереснейшими экскурсиями. Мы предприняли путешествие во Флориду и влюбились в эту часть Америки из-за ее солнечного и бирюзового неба, моря и радостных пейзажей.
На Рождество более двадцати потомков собралось в Чикаго вокруг девяностолетнего патриарха, моего дедушки Оноре.
Было приятно найти отца в полном расцвете сил, обосновавшимся на Говернорс-Айленд, имеющим хорошую репутацию, по-прежнему активным и преуспевающим на пути служения родине. В свои шестьдесят он оставался здоровым, энергичным и сохранял проницательный ум.
После этой поездки домой я уже не видела отца живым. В течение года стали проявляться первые признаки болезни, жертвой которой ему суждено было стать, но зимой 1911/12 года он продолжал выполнять свои обязанности, зная, что обречен. Мама, по-видимому, не знала о подстерегавшей его опасности и не смогла вовремя дать мне знать. Так что, вернувшись как-то домой с официального приема в Петербурге, я нашла телеграмму с просьбой приехать за океан, так как меня звал отец. Во время подготовки к этому печальному путешествию пришла другая телеграмма с сообщением, что отец внезапно умер. Трудно понять горечь подобного отъезда, когда ты осознаешь, что опоздал и уже не услышишь последних слов и не увидишь последней улыбки нежно любимого человека. Никогда не забуду своего путешествия — ужасной поездки по русским снегам и унылым равнинам Восточной Пруссии. Высадка на берег в Нью-Йорке и душераздирающая горечь похорон; трогательные проявления восхищения и любви к моему отцу со стороны его товарищей и солдат, старыхполицейских, служивших под его руководством, и города Нью-Йорка завоевали нашу благодарность и глубоко нас растрогали. Его тело провезли по главным улицам города, вдоль которых стояли огромные толпы людей с непокрытыми головами, склонявшихся и вытиравших глаза, когда мимо проезжал лафет, задрапированный флагом, которому в том или ином качестве он служил с тринадцати лет. Мы поднимались вдоль Гудзона, провозя преданного сына мимо того места, где лежал его отец, к другому в равной мере прекрасному месту на великой реке. Наше паломничество закончилось в Уэст-Пойнте. Там среди его старых школьных и армейских друзей мы и положили этого сына академии, который был так предан своей школе и жил в соответствии с ее высокими традициями.
Моя мать выглядела совершенно сломленной, ее жизнь полностью изменилась, ей необходимо было немного расслабиться и отвлечься от потрясения и напряжения предшествующих недель. Удалось убедить ее сопровождать меня за границу, и через несколько дней после похорон мы выехали в Россию.
Свободное копирование
