Наконец, однажды январским воскресеньем (Печально известное Кровавое воскресенье, 22 (9-е по старому стилю) января 1905 года.) толпа с окраин столицы пришла к Зимнему дворцу, чтобы обратиться к императору с просьбой о хлебе. Его отъезд в Царское, говорят против его воли, и приказ стрелять по толпе стали плохими знаками. Все гвардейские полки были призваны успокаивать и патрулировать город, и мне известно, что состоялось собрание офицеров (по крайней мере, одного полка), которые задавались вопросом, следует ли выполнять эти приказы. Однако они подчинились военной дисциплине и встали в строй. Но многие испытывали сильное искушение восстать, поскольку понимали, что все было сделано для того, чтобы обострить ситуацию, и что нация давно страдала под гнетом слепой бюрократической машины, которая, возможно, первоначально и следовала добрым намерениям, но теперь ужасно устарела. Каждый здравомыслящий человек чувствовал, что пришло время реформ.
Несколько месяцев маятник раскачивался взад и вперед. Император по мере сил сопротивлялся, но произошли военные бедствия, был подписан мир, все пострадали, и ситуация в столице, наконец, стала критической. Почта и железная дорога прекратили работу, встал вопрос о подаче воды и электричества, и никто не осмеливался предсказывать, что может принести грядущий день. В период Кровавого воскресенья в начале 1905 года мой муж и его товарищи осуществляли дежурство на улицах. Его вызвали в казармы полка в субботу вечером, и он сказал, что если сможет, то свяжется со мной по телефону, мне же запретил пытаться разыскивать его. В воскресенье жена одного из офицеров, жившая в квартире при казарме, позвонила мне и сообщила, что командующий генерал попросил ее довести до сведения всех женщин, что войскам приказано выйти против бунтовщиков. Она не знала, куда они направляются. Но обещала дать нам знать, если появятся еще какие-либо новости.