Четверг, 3 мая 1878 года
Насилу вырвал несколько минут, чтобы записать мои сегодняшние впечатления.
Целый день сидел и занимался: у нас завтра экзамен черчения, которого я таки побаиваюсь.
Сегодня я был поражен и возмущен до глубины души картиной того страшного разврата, до которого может дойти человек.
Несколько дней тому назад появилась в соседнем саду, принадлежащем учителю пения, какая-то особа, называемая "Наташкой" и "вдовушкой". К ней начали перебираться за забор воспитанники, и оттуда часто раздавался громкий хохот. На мой вопрос, что это за Наташка такая, мне отвечали, что это жена одного недавно умершего у нас учителя гимнастики, Гу - ва. "Что же вы там делаете с нею?" - спрашивал я и получал в ответ многозначительные улыбки и подмигивания.
Вскоре о трех главных героях этой истории начали ходить темные слухи, будто бы они в близких и очень близких отношениях с "вдовушкой", причем с ее стороны все это поддерживается не из каких-либо корыстных расчетов, а так "par amour", как выразился один из героев. Через день слухи подтвердились, и число героев достигло до семи.
Я не верил до тех пор, пока не услыхал из их собственных уст простосердечного рассказа о вдовушке. Мне передавали, что она, как бы желая оправдать себя, сказала им: "Я вдова, делайте со мной что хотите".
Мое воображение тотчас же нарисовало крайне чувствительную картину: муж умирает, целую жизнь борясь с нуждой, и уносит с собой в могилу все надежды на улучшение положения семьи. Жена остается одна, со многими детьми, жить нечем, и вот в голове ее созревает ужасный план падения и т.д., на манер французских романов.
Однако рассудок помешал иллюзии: оказывается, что детей у "вдовушки" всего двое, и что кроме того она имеет место гувернантки в доме учителя пения. Что же в таком случае побудило ее на такой страшный шаг?
Сегодня в три часа прихожу на плац, гляжу - на заборе толпа воспитанников нашего возраста, и все семь "героев" красуются рядышком верхом на заборе. Я также влез полюбопытствовать: гляжу - в маленькой беседочке сидит какая-то женщина и водит быстро карандашом по тетрадке, очевидно, поправляя перевод или диктовку своей питомицы, которая сидит рядом с ней.
Я принялся вглядываться в лицо этой пресловутой Наташи - лицо самое обыкновенное: низкий жирный лоб, с зачесанными в косу волосами, один локон которых беспорядочно падает на лоб, густые черные брови, нос - так называемая картошка и красные чувственные губы. Цвет лица недурной, выражения никакого, точно она одеревенела, точно жизнь оставила ее навсегда. Но глаза этой "Наташи" приводили меня положительно в смущение - таким странным взглядом окидывала она сборище воспитанников. Я не умею передать ни значение, ни выражение этого странно-тягостного взора.
"Наташа, можно будет прийти сегодня вечером?" - крикнул один из "героев". - "Приходите!" - деревянно и безучастно, без малейшего волнения, прозвучало в ответ.
Я принялся всматриваться в ее лицо. Ничего, даже не передернуло его стыдом, негодованьем или, наконец, животного радостью, только глаза "огрызнулись" по направлению к спрашивающему и обдали его лучезарным странным взглядом.
"А это ваш ребенок?" - спросил кто-то, указывая на грудного ребенка, который лежал у нее на коленях. "Мой!" - равнодушно ответила она. "Откуда же вы его достали?" - вновь зазвучал вопрос, и громкий хохот раздался в похвалу "героя". На него и "вдовушку" посыпались шутки и насмешки - она ничего, только порой "огрызается глазами". Я ловил на ее лице хоть признак чего-нибудь, похожего на стыд, - напрасно.
"Чего-чего, а этого добра хватит!" - по-прежнему ответила она, и хохот усилился.
Я не вытерпел и сошел с забора. Признаюсь, мне хотелось в нее швырнуть камнем и раздавить ногой, как гадину, но недоставало силы: я с изумлением заметил, что мне жаль ее. За что - не знаю. Тяжелое впечатление произвела на меня вся эта сцена. Мне кажется, что страницы, посвященные ее описанию, стали какими-то грязными. Боже мой, как противен бывает человек!
Свободное копирование
