Дневник Надсона - 116

31 января 1878 года. Вторник

Я положительно в восторге; причиной этому - рецензия Докучаева на моего "Иоанна Грозного". Вот она, от слова до слова: "Вымысел отличается правдоподобием; изложение образное, есть идея, только некоторые стихи неудобны в стилистическом отношении".

Одного только я не понимаю: какую он идею нашел? Я, право, сам ее не знаю. Что касается до неудобства некоторых стихов в стилистическом отношении, Докучаев прав. Впрочем, эту неисправность я постараюсь исправить во второй редакции стихотворения. В начале русского урока я был в каком-то бешеном восторге, но Докучаев читал нам сегодня "Старосветских помещиков", и это чувство мало-помалу исчезло, уступив место тихому, приятному впечатлению. Какая прелесть этот Гоголь! Докучаев, кроме того, прочел очень недурно. Однако буду продолжать.

Как-то раз (это было уже после Рождества) я получил три записки от Дешевовых и два письма от Александера. Дешевовы и Сашка звали к себе. Прихожу домой и объявляю Васе. "Ну, мама наверно не пустит, - печально решил он, - но все-таки попытаться можно". Впрочем, попытка была сделана не им, а мною.

В субботу за чаем я говорю тете, что у меня, дескать, в эту неделю была обширная корреспонденция. Ее удивило, с чего это я вдруг заговорил с ней о своих личных делах, и она уже спросила меня: "Так что ж?" - как вдруг вспомнила, что это несогласно с принятой ею на себя ролью моей второй матери (но только, впрочем, ролью, да и то неудачно выполняемой), и спросила, насильственно улыбаясь: "От кого?" Да вот так и так, Дешевовы зовут меня и Васю в воскресенье, говорю. Мигом натянутая улыбка исчезла с уст тети, и они злобно сжались.

Когда же и Вася присоединил свои просьбы к моим, тетя просто рассвирепела: "Вот он, твой ментор, - злобно и ядовито заговорила она, указывая на меня и смотря мне в глаза, - он тебя всему научит". Я подошел к столу, оперся на него одной рукой и в свою очередь принялся глядеть прямо в глаза тете.

Она принялась отворачиваться и говорить скороговоркой: "Он тебя всему, всему выучит: курить выучил, выучит и пьянствовать. Что ж, иди, куда хочешь, переселяйся хоть совсем, мне все равно". И она судорожно передернула плечами.

Я медленно повернулся, еще раз взглянул на тетю и гордо вышел из комнаты. Вася - тоже.

Васе самому стало совестно за то оскорбление и тот несправедливый упрек, которыми так некстати швырнула в меня тетя. Он тотчас же улегся спать, улегся и я, но мне не спалось: много передумал я в эту ночь, вспомнилось мне мое прежнее тихое семейное счастье, моя мать и простушка Нюша - и мне стало как-то хорошо. Я твердо решил быть завтра у Дешевовых во что бы то ни стало, несмотря на все запрещения тети, и больше не ходить в отпуск, оставаясь по праздникам и на каникулах в гимназии, и я дал себе слово, что я сдержу свое решение, если тетя сама не сдастся. Меня не пугала перспектива прослыть у всех знакомых и родных неблагодарным. Какое мне было дело до их мнения, когда они ясно мне доказали, что им до меня нет дела? Я заснул, успокоенный принятым решением.

На другое утро я чуть поклонился тете и тотчас же, как выпил чай, ушел в Васину комнату. Через несколько времени туда пришла и тетя. "Ты можешь идти куда тебе угодно, - заговорила она, - можешь делать что хочешь: мне до тебя дела нет, но моего не смей таскать с собою".

Я с усмешкой выслушал ее монолог и, проводив ее глазами из комнаты, решил еще сильнее отправиться к Дешевовым.

За завтраком тете стало стыдно своей вспышки: она начала обращаться со мной заметно ласковее и тоном родственного участия пожурила меня за то, что я давно не был у сестры.

"Знаем мы эти удочки, - подумалось мне, - но старого воробья на мякине не проведешь", - и я холодно ответил, что сегодня, может быть, отправлюсь к сестре, а оттуда к Дешевовым. Тетка ничего не возразила. Я ушел к Нюшке, оттуда - к Дешевовым.

Наташа, кажется, собиралась опять кокетничать со мной, но она ошиблась: я помнил хорошо прошлый урок, чтоб таять от ее взглядов, разговоров и намеков. Я, наоборот, чтоб рассердить и подзадорить ее, начал, в свою очередь, ухаживать, и не без успеха, за Анной Ивановной Колчиной. Но моя уловка как-то не удавалась: Наташе еще слишком памятен был Вася, в особенности, когда она заключила с ним дружбу.

От Дешевовых я вместе с Мишей отправился в гимназию. Дорогой я ему сообщил о своей домашней неурядице, и он сказал мне, что давно подозревал о ней. Тяжело мне было поверять ему эти семейные тайны. Мне почему-то казалось, что я унижаю свое достоинство, рассказывая ему про.... свое горе, но зато на сердце сделалось несколько легче.

Мое решение не ходить в отпуск между тем не колебалось. Вдруг в среду приходит Вася и рассказывает, что он хочет употребить какой-то особый маневр против тети и что она не устоит против него. На этом основании он советует мне обождать с моим решением. Я не верил, чтоб что-нибудь вышло из этого, но из любопытства обещал пойти в отпуск.

Оказалось, что Вася был прав: он написал какое-то письмо, следствием которого было решение тети пускать нас к Дешевовым через воскресенье, если нас будут приглашать. Мы поздравили друг друга с победой, и Вася сообщил мне, что тетя раскаивалась в том, что обидела меня в прошлый раз, и созналась, что была неправа.

Меня встретили дома ласково, или, но крайней мере, хотели показать, что ласково, но я еще дулся и гордо поглядывал в глаза тети. Мы решили с Васей на другой же день отправиться опять к Дешевовым, пользуясь счастливой переменой обстоятельств. Однако пора спать. А все-таки лучше Наташи едва ли кто-нибудь найдется на белом свете.