authors

1427
 

events

194062
Registration Forgot your password?
Memuarist » Members » ninapti » 16. ИЗ ЗАКОУЛКОВ ПАМЯТИ

16. ИЗ ЗАКОУЛКОВ ПАМЯТИ

29.06.2019
Хабаровск, Хабаровский край, СССР
В пионерском лагере.

 

Мое первое ощущение себя - я на улице, солнечной, шумной - машины, дорога, деревья, палисадник, всё это огромное, и рядом ни одного знакомого лица. Мама взяла меня в город, намучалась, верно, носить на руках и оставила не минуту, наказав ждать ее. Помню ужас - одна, и рядом - все только очень большие и чужие. И мой рев, и разговоры: "Ты чья?" И бегущая через дорогу Мама. "Что ты?" - "Ага! Я думала, ты про меня забыла?" - "Да разве детей забывают?"

Мама в больнице. Мы с папой кушаем. Он - у стола, что-то мне дал, я прошу еще (кажется, это было вино?). Он отказывает: "Тебе нельзя" - "А почему ты пьешь, тебе можно - почему?" - "Я - большой!" - "Что ли ты до неба?" Для меня «большой» - категория не взрослости, а размера. Родители рассказывали - маленькая, года полтора-два, я расстилала на полу газету, становилась на нее и раскачивала руками: "Пати-лати-пи!" И прыгала с газеты на пол.

В три с половиной года Мама повезла меня в Курск, к себе на родину. Село Трубеж, Обоянский район. Что помню? Широкую улицу села, ворота, старуху, обнимающую Маму. Ещё в памяти - огромный камень под окном бабушкиного домика, усеянный красными божьими коровками. Мы около камня, на солнце (окна на запад или юг?), с моим двоюродным братцем Сенькой, сыном маминого брата Пети, пропавшего без вести на войне. Этот Сеня уже учился. Мы там были в сентябре. Сеня приходил из школы, его мать Маня усаживала его за уроки, а ему учеба в голову не шла. "Сень! Какая это буква?" - "Не зна-а-ю" И я встревала: "Буква "А"!" - "Видишь, Нина меньше тебя, а запомнила". Как-то Сенька меня обидел - толкнул, я заревел, а бабушка взяла меня на руки и напоила вкуснячим (никогда ничего подобного не пивала) топленым из печи молоком с коричневатыми, плавающими в нем пенками. И еще помню огромную сковороду зажаренных опят. С той поры опята - мои самые любимые грибы. И еще маленькие груши - мягкие, коричневато-желтые, с твердоватой, но легко разрывающейся корочкой, и такие  вкусные.

На обратном пути мы с Мамой чуть не отстали от поезда. Я помню какие-то немыслимые вагоны, набитые людьми, с нарами, без купейных перегородок. Мама на станции пошла меня обихаживать. Что-то мне захотелось - то ли пить, то ли наоборот. И мы отошли от своего поезда, и вдруг между нами и вагоном пошел огромный состав, который никак не кончался. Мама так напугалась, что наш поезд уйдет! Но обошлось. И еще. В Москве Мама купила мне куклу. Настоящую, с тряпичным телом и глиняной головой. Я ее звала Катей, и играла ею до самого, пока от кукол не отвыкла. Глиняная Катькина голова совершенно облупилась, краска с голубых глаз смылась, и пришлось Маме менять ей голову на пластмассовую, открученную от какого-то пупса (так назывались целлюлоидные голыши, у которых ножки, ручки, голова внутри были резинками так скреплены, что крутились в любую сторону).

Как-то Мама исчезла из дома, и мы с Папой ходили ее навещать в больницу. А по прошествии какого-то времени она вернулась с маленькой Галочкой. Прихожу из садика, а на краю мамипапиной кровати лежит пакетик - завернутая краснолицая сестренка.

Когда Галя подросла, ее кроватка, («качка» - потому что ножки кроватки были установлены на деревянных дугах, чтобы кровать могла свободно качаться), привязывалась к спинке мамипапиной кровати - во избежание: Галка так ее раскачивала, когда стояла на своих крепеньких ножках, что была опасность падения «качки» вместе с содержимым. С рождением Гали я стала "большой". В моих спорах с сестренкой Мама всегда говорила: "Ты же большая!", и спор решался в пользу Гали. Как Мама умудрилась наше воспитание построить так, чтобы не вызвать у меня духа обиды или соперничества?! Никогда я не обижалась на маленькую Галю. Она для меня всегда была слабее, ей нужно было уступать. Это было непререкаемо. "Ты должна уступить. Ты - большая". Эта формула вошла в меня, как правило здороваться или говорить "спасибо". Я могла злиться на Маму, быть недовольной, но я обязана была уступить. Мне кажется, что это сидит во мне и теперь. Нравится мне или не нравится что-то предлагаемое Галей - я должна уступить. Если даже я очень не согласна - я уступаю, без охоты, уверенная в своей правоте, но - уступаю, потому что - это Галя.

Не помню, после какого класса меня впервые родители отправили в лагерь. И время, проведенное в лагерях в разные годы, я вспоминаю с удовольствием. Сначала это был лагерь в деревне Князь-Волхонка (вероятно, она имела какое-то отношение к князьям Волконским), и добирались мы туда больше часа на автобусе, всегда распевая хором песни. Лагерь располагался на берегу реки, (кажется это была Уссури), куда мы в жаркие дни шли лагерем купаться. В реке, на берегу мы собирали перламутровые ракушки и "чертовы пальцы" (или водяные орехи) - черные причудливые, похожие на трезубцы, то ли животные, то ли плоды каких-то растений. В первые годы, когда я начала ездить в лагерь, мы все жили в брезентовых палатках, девочки отдельно, мальчики отдельно по восемь-десять человек. В дождливые дни в этих наших жилищах было сыро, темно, но зато мы освобождались от линеек и уборки территории, самых наших нелюбимых лагерных мероприятий. Но когда была хорошая погода, жизнь в лагерях кипела. Воспитатели и вожатые на совесть старались разнообразить нашу жизнь. Были и походы, сочетавшиеся с военными играми, и костры на ночных полянах со столбами искр под небо, и карнавалы с шитьем костюмов.

В лагерь приезжали артисты из хабаровских театров, и мы, хихикая, кучковались рядом с дверями, за которыми готовились к выходу на сцену наши кумиры. Так, однажды к нам в лагерь приехал хабаровский ТЮЗ со спектаклем, и я с благоговением посидела на одной скамейке со своим любимым артистом Тубияшевичем и даже побеседовала с ним.

Были там и такие выкидоны. Однажды начальник лагеря распорядился собрать «линейку» (построение всех отрядов вокруг лагерной трибуны) среди бела дня, хотя обычно были только утренняя и вечерняя «линейки». Оказывается, с мачты, укрепленной на трибуне, был спущен лагерный флаг. Был в лагере такой "пост №1" около этой мачты, на которую, при всеобщем построении, каждое утро поднимали красный лагерный флаг, а вечером флаг спускали, все это делал председатель дежурившего в этот день отряда. Днем около флага обязательно стояли часовые, сменяющиеся через час. Ходили слухи, что если не углядеть, то недоброжелатели из других отрядов могут спустить флаг, и тогда провинившегося выгонят из лагеря. Но никто не покушался на флаг, все же он был красный, как галстуки пионерские и знамена. И только один раз сошлись в лагере три чудака: один покинул свой пост, другой схулиганил и спустил флаг, а третий - кто-то из вожатых, решивший на этом событии сыграть в политику. Созвали линейку и чуть с виновника не сняли пионерский галстук, что было в детской среде равносильно исключению из партии у взрослых, но все обошлось соплями и слезами нерадивого часового и строгим ему выговором.

Хорошо помню один футбольный матч между двумя командами - в одной воспитатели и вожатые, в другой - вся обслуга, т.е. повара, завхозы, водители. Я редко так хохотала в жизни, как на том матче. Если вожатые отнеслись серьезно к игре и рыли землю, чтобы забить мяч в ворота, то другая команда наприкалывалась вволю. Они явились на матч разодетые, кто во что горазд - длинные юбки из штор, на головах шапки-ушанки, пуховые платки (играли и женщины, и мужчины), на ногах валенки, калоши, вообще какие-то обмотки. "Вратарь" прежде, чем занять место в центре ворот, прислонил к штанге бухгалтерские счеты - считать голы. Они долго скандалили, какую половину поля занять, покушались на судью, который от них аж взбирался на ближайшее дерево, устраивали засады на игроков прямо на поле. Я буквально падала со скамейки, глядя на все эти выходки. Так было много комедийного и больше нигде мною не виденного ни в каких фильмах. Вдруг посреди жаркой атаки один игрок начинал ухаживать за другой "игрицей", а когда его оттаскивали и подбрасывали к ногам мяч, он брал его в руки и "дарил" своей симпатии. В общем, всего не рассказать. Кто разрабатывал этот сценарий, или это все было чистой импровизацией - не знаю, но ничего подобного мне больше видеть не приходилось.

Одно лето почему-то заводской лагерь не работал, и нас отправляли в лагеря завода им.Кирова и базы КАФ (Краснознаменного Амурского флота). Эти лагерные смены мне запомнились тем, что жили мы не в палатках, а в корпусах. Территория лагеря им. Кирова была близко от воды, в нем были светлые чистые корпуса, были там чудесные воспитатели и очень интересная жизнь. Но как в лагерях нас ели громадные дальневосточные комары и мошка, лезущая куда угодно! Придешь на обед в столовую (а это длинная крытая веранда), а в тарелках суп покрыт черной сыпью - это плавает мошка, массово покончившая жизнь самоубийством, кинувшись в тарелки с только что налитым борщом. Сначала ее вычерпываешь, а через несколько дней уже так с мошкой хлебаешь первое со сладковатым от мошки привкусом. Из-за гнуса основная одежда летом была - шаровары, предохраняющие ноги от зверских укусов комаров.

Летом, когда школы закрывались на каникулы, и в пионерский лагерь ездили на одну, максимум две смены, а бабушки в ближайших деревнях были далеко не у каждого, мы целыми днями были представлены сами себе. И хорошо, если наша фантазия и энергия выливались в каких-нибудь невинных и даже полезных забавах, например, поход в лес за орехами или на ближайшее болото нарвать травы на «Троицу». Но ведь мы еще и лазали по чердакам и высоченным пожарным лестницам на "кирдомах", где проживало посельское начальство. По вечерам с крыш были видны прожектора с аэродрома, находящегося в нескольких километрах от поселка. Днем на чердаках мы собирались в кружок и рассказывали друг другу страшные истории о случаях на кладбищах или с мертвецами. Натрясшись вдосталь, вылезали на крышу и с удовольствием наблюдали за жизнью взрослых там, на земле, и ощущали некоторое чувство превосходства над теми, нижними. А то, собравшись в кучку, взяв старые сумки от противогазов и наволочки, мы отправлялись гурьбой километров за 10 в пригородные леса за лесными орехами. А вечером металлические крышки немногочисленных канализационных люков были усеяны зеленой шелухой: на люках так хорошо обломком кирпича раскалывалась скорлупа ореха.

05.10.2016 в 08:15

Присоединяйтесь к нам в соцсетях
anticopiright
. - , . , . , , .
© 2011-2024, Memuarist.com
Idea by Nick Gripishin (rus)
Legal information
Terms of Advertising
We are in socials: