Я посоветовался с Владыкой, в частности, и по поводу дня своего ангела: Евгений пять или шесть раз в году бывает. Когда меня крестили, по поводу какого Евгения, разговора как-то не было, не затронут он был. Поэтому я отмечал сначала того Евгения, который был вскоре после дня моего рождения, хотя это неудобное было время, уже начинался Рождественский пост. Он сказал, что это, в общем-то, можно самому выбирать. Раз не было ничего оговорено — по духу своему или еще как-нибудь. И я перенес день своих именин и своего святого в март, поближе ко дню своего крещения — там есть один из Херсонских священномучеников Евгений. Так что такая непоследовательность была как-то оправдана тем, что это было сделано по совету и по разрешению владыки Ермогена. Хотя это никого не касается, это личное дело, когда праздновать и когда не праздновать.
С епископом Ермогеном мы потом поддерживали долгие дружеские отношения, переписывались, даже когда он попал в немилость и оказался в Жировицком монастыре, сосланный и весьма опекаемый там. Какие-то письма хорошие ласковые его сохранились. Ну, как ласковые… Он в редакцию мне писал более-менее официально, но где-то прорывалась его хорошая человеческая сущность. И он как-то меня очень обрадовал, ответив, что “среди многих поздравлений (то ли с праздником, то ли с днем Ангела) меня особенно тронуло твое маленькое письмо”. Это было приятно, потому что этот человек был необычайный — об этом еще будут когда-то говорить, — необычайный, чистый, хороший и наивный.
И за свою наивность он поплатился дорого. Он пытался как-то поставить вопрос о конкретизации закона, который касается Церкви, чтобы каждый церковный человек знал, что можно и чего нельзя, а не так, что его сначала схватят за волосы, а потом ткнут ему в нос какую-то неведомую инструкцию о том, чего, оказывается, нельзя. Некоторые архиереи согласились с ним, обещали поддержку, — и тут же кто-то наклепал куда нужно. И Ермогена вскоре отстранили от всякого служения. Он в Калуге, по-моему, какое-то время был, а потом в Жировицах долго, долго, долго прозябал под охраной. Контролируемые посетители были, переписка. Ну, так как-то все ушло. А человек был замечательный.
Свободное копирование
