Примерно в это время я познакомился с моим Николаем Николаевичем, и наши встречи все шли. Он был хороший, симпатичный, как-то располагал к себе. Один раз даже домой меня заводил. И на какой-то встрече разговор зашел о цианистом калии. Я не стал ничего драматизировать, не было повода для трагедии, так, спокойно ему сообщил. Он спрашивает: “А где он?”. — “Вот”. А мы проходили по какой-то из многочисленных тропинок, сугробы наметены снеговые, мимо помойки. Он так решительно ногой в сапоге топнул глубоко в снег, получилась такая траншея, он швырнул туда мой цианистый калий, затоптал и говорит: “И не смей думать”. Я ответил: “Хорошо…” (вторая-то порция у меня дома лежала).
Но постепенно я оттаивал, оттаивал. Он мне рассказал все о монастырях, что знал, и я написал письмо в Почаев (он дал мне адрес): мол, недовольный жизнью (я не имел в виду осуждать, это меня совершенно не интересовало, я хотел передать ту мысль, что я не могу в жизнь как-то влиться, как надо было бы) и хотел бы поступить в монастырь. Конечно, на такое идиотское письмо никакого ответа я не получил.
Н. Н. мне говорил, что, может быть, лучше бы в семинарию поступить. Я подумал: ну что ж, можно, конечно. И ему рассказал, что я оказался некрещеным. Он говорит: “А как же ты в монастырь поедешь некрещеный?”. Я говорю: “Там крещусь”. — “Ну, так не делают”. А потом идея о семинарии возникла. Но все-таки он меня убедил, что лучше уж креститься “без дураков”, и все.
Откуда-то он притащил мне большого формата (мне показалось, что из какого-то журнала, но скорее всего это такое издание классических книг в одном томе раньше было; когда-то у нас Гоголь был), в два столбика “Размышления о Божественной литургии” Гоголя. То ли он всю мне ее дал, то ли он только выдрал мне листики, где Символ веры, потому что он сказал, что я должен знать “Отче наш”, “Символ веры”, еще какие-то молитвы. Это я все по дороге, идя на работу и с работы, быстренько выучил.
Свободное копирование
