И потом решили, что пора креститься. Он сказал, что надо длинную крестильную рубашку. К этому времени уже можно было ткань купить спокойно, без всяких трудностей. Купил белой ткани какое-то количество. У нас была ручная машинка “Зингер”. Когда ночью все ложились спать, я подкладывал одеяло, чтобы она не шумела, не мешала спать, и так за два вечера, в два приема я рубашку эту сшил. (Правда, Ангелина, сестра моя, такая с ехидцей, вставала и видела, что я что-то шью. Она подошла, спрашивает: “что ты шьешь?” — “Рубашку”. Через какое-то время она спросила: “Ну, как твоя рубашка?”. — “Не беспокойся, рубашка в порядке”.)
Я эту рубашку в карман (у меня такое длинное отцовское пальто было) и опять поехал на кладбище. А там очередь большая, человек по тридцать, по пятьдесят, в два, в три приема крестили, крестили, крестили. Один раз не получилось. На другой раз он говорит: “Я постою в очереди”. Достоялся он в очереди, подбегает, спрашивает: “Паспорт есть?” — “Есть”. — “Дай паспорт мне”. — Опять бежит, говорит: “Знаешь что, ты уже большой, уже требуется не моя подпись, а твоя, иди распишись, что ты хочешь сам окреститься”. Я подошел, расписался. Дождались, что три партии прошло орущих младенцев. Ну, похоже, что я один остался. Завели меня в маленькую служебную комнатку справа, там была купель стандартная. Мы ее поставили на пол. Еще два пацана пришло за то время, пока все это делалось. Пацанов этих крестили. А со мной что делать? Я тоже встал туда, как мог, присел, священник все, как полагается, водой сделал. Это было 7 марта 1948 года. Крестным Н. Н. был, конечно. Он тут же мне нашел и крестную, Калерию Павловну — женщину, которая при церкви помогала. Можно было бы обойтись одним крестным, ну, так уж он решил сделать. Такая энергичная, рыжеватая, его землячка оказалась, тоже из Вятки, она портниха самодельная была.
После этого мы к этой крестной зашли все вместе. Посидели, поели, что Бог послал. Я спрашиваю: “А как быть с родителями, сказать им, не сказать?” — Крестный говорит: “Конечно, надо сказать, как же так”. Ладно. Попозже я пришел домой. Семья не такая была, что все радовались друг другу и сидели, разговаривали о чем-нибудь; каждый своим делом занимался. Была одна длинная, узкая комната, в которой стоял мой химический стол, моя кровать, а дальше стояла кровать отца. Я пришел уже довольно поздно, и пока было у меня какое-то подобие ужина, сказал отцу с матерью: “Я крестился”. Мама немножко удивилась. А отец помолчал, помолчал, потом говорит: “Ты что, правда крестился?” — “Да”. — Охнул, вздохнул, ушел. Через какое-то время я тоже пошел спать, уже было поздно; он ворочается, ворочается на кровати, ворочается… Говорит: “Так ты что, Евгений, правда крестился?”. — Я ответил: “Конечно”. Опять помолчал, повздыхал: “Ну, говорит, наши пути разошлись”. Я говорю: “Как хочешь”.
После этого ничего не было, никаких акций. Меня не выгоняли из дома, я тоже никуда не спешил. В церковь стал более часто ходить, уже по-настоящему. Пасху там первую встретил. Так мне понравилось, все здорово. Крестный к себе часто приглашал, рассказывал. С крестной тоже общался. Все хорошо.
Свободное копирование
