Нередко снежный буран преграждал мне путь, и тогда приходилось мерзнуть и голодать в безлюдной пустыне и буквально смотреть смерти в глаза. Поэтому для преодоления расстояния 700—800 верст затрачивалось несколько недель.
Я горел желанием научить местных жителей грамоте, привить им общепринятые гигиенические нормы: умываться, соблюдать в юрте чистоту и особенно беречь детей. Туземцы, не знавшие разврата и сквернословия, особенно заслуживали участливого отношения и заботы. Однако, повторяю, все это мне одному было не по силам. Тогдашнее общество пришлых людей — всякого рода темных дельцов, местных чиновников и скупщиков пушнины — было мне чуждо, отталкивало своей черствостью и эгоистичным безразличием к судьбам камчадалов.
Для того, чтобы изучить жизнь вверенной мне паствы, получше ознакомиться с самыми отдаленными уголками области, я переезжал с места на место по стойбищам, посещая юрты, стараясь насколько возможно приносить пользу населению. За проезд на собаках или оленях (на лошадях там тогда не ездили) мне приходилось платить по 6 копеек с версты и подводы. А мне случалось в зимний период проезжать по 5—6 тысяч верст. Получал же я в те далекие времена 40 рублей в месяц. Замечу кстати, что при каждом переезде необходимо было брать 4—5 подвод. Это количество определялось потребностью (одна — для одежды, вторая — для продуктов и корма для собак, третья — служебная, четвертая — нарта с походной аптекой и, наконец, пятая — моя нарта).