Зима 1941- 1942 годов была очень холодной. Видно и немцы замерзали в своих укрытиях. Немецкие самолеты появлялись редко, только с разведкой, а вот немецкие артиллеристы свирепствовали, особенно с дальних батарей тяжёлой артиллерии. Начало зимы подгоняли в своих мыслях, её ждали, чтобы быстрей замерзла Ладога и начала действовать дорога жизни. Когда встал залив, по первому льду, стал использоваться гужевой транспорт кронштадтского совхоза, направляемый на Лисий нос. Природа постаралась, замерзла Ладога и Финский залив, наш город тоже вмерз в лёд.
Замерзли водопровод и канализация. Пользоваться водой оказалось можно только с Итальянского пруда, да и то её нужно обязательно кипятить. Итальянский пруд, через Купеческую гавань, все же сообщался с проточной невской водой. Со стенки пруда были сброшены горы снега, чтобы обеспечить спуск граждан к проруби по вырубленным, в слежавшемся снегу, ступеням. Этот подъём представлял ледяную горку с трамплинами. Люди поднимаясь, скользили на ступенях, при этом разливали воду из ведер и снова спускались к проруби, наполняли свои ведра. Надо было посыпать ступени песком, но где его взять, вся земля под снегом. Подняться на берег было трудно, а доставить домой необходимо два ведра (у нас рос грудной ребёнок, которого нужно мыть, хотя-бы раз в неделю), а чтобы иметь такое количество воды, приходилось покорять ледовую вершину с не полным ведром, наполнять бочонок, подвозить воду к дому на санках, а затем доставлять воду в ведрах на 3 этаж, совершая подъём по четыре-пять раз, полное ведро я уже поднять не мог. Когда я начал работать, доставку воды пришлось выполнять после работы, в потемках.
Матери дали этот пустой бочонок, где-то литров на двадцать, на продовольственном складе, а он оказался из-под повидла. Мы осторожно сняли часть дерева, с впитавшимся повидлом, выварили щепки и получили пол литровую банку воды, пахнущей яблочным повидлом. А бочонок стали использовать под воду. Прачечные то были общественные, в семье просто не нужны были большие емкости, типа бака для кипячения белья.
Но все-же семья не уберегла малышку. Всю зиму она была под присмотром брата Валентина и на его совести было её кормить, а как это осуществлялось 12 летним мальчиком, тоже всегда голодным. Выйти на мороз из дома ему было не в чем, все теплые вещи пропали при неудавшейся эвакуации еще летом. Мне сказали, что сестренка умерла, свалившись с высокой кровати на педали велосипеда, которым брат огородил кровать, когда был занят своими делами. Это случилось в середине марта. Семья выделила оставшиеся хлебные талоны умершей, чтобы изготовили гробик и обтянули его красной тканью (мне дали кусок ткани в нашем комитете комсомола), как это было принято в довоенное время. В марте еще не сошёл снег, земля не оттаяла, еще громоздились сугробы и до Русского кладбища мы, с братом Виктором, санки с гробиком не дотянули. Мы дошли до Лютеранского (немецкого) кладбища. Отрыть могилку не смогли, земля была промерзшей и сил не было. Нашли воронку немецкого снаряда, недавно разорвавшегося на кладбище, за которым находился аэродром бипланов И-15, прикрывающих город. Уложили гробик в воронку, забросали могилку поддавшимися комьями земли и сучьями деревьев. Запомнили ориентир - корни поваленного дерева, вблизи с могилкой. В мае месяце пришли к месту захоронения, но его не нашли, весь край кладбища был разбит немецкими снарядами, только лоскутки красной материи на остатках кустов.
Людмила Васильевна Мазурова рождения 23 ноября 1940 года умерла в марте 1942 года, а в документе выданным Кронштадтским отделом ЗАГС в 2011 году её смерть датирована 8 июля 1942 года в дни, когда наша семья отправлялась в эвакуацию, а мы сообщили сразу о смерти Людочки.
Все имеющие возможность двигаться жители города взялись за очищение своих дворов и улиц города, вывозя на санках, или вынося мусор в Обводный канал. На своем заводе мы тоже наводили порядок и на улице, которую нам поручили убрать. Весь мусор мы вывозили на набережную залива.
Свободное копирование
