Наш дом первый раз встречал зиму и уже проводил один лютый месяц — ноябрь. Первые дни декабря оказались злыми — то там, то здесь возникали белые «зайчики» инея на оштукатуренных стенах, продувало пол, и не спасали две печи — широкая русская и приделанная к ней «каменка»— малая печь с плитой («камин»). От холода в доме косяки «парили», а окна «плакали». Ребятишки залезали на русскую печь, на лежанку, и там грели кто зад, кто брюхо. Вообще-то все было понятно: лес на дом рубили весной, он не успел просохнуть (для этого ему надо бы перележать с год), а отец торопился и клал сруб из сырых бревен.
В тот день мать хлопотала у печи на кухне — там сегодня «стряпки». Ешь не хочу... Время от времени она подбегала к углам избы, затыкала тряпками щели, на подоконники накладывала какое-то барахло — чтоб меньше дуло в оконные щели. Вслух она перечисляла, что надо переделать летом, и сокрушалась, отчего все это: ведь сами дом-то рубили. Вроде все Павел на совесть сработал, ан нет...
Я знал, что сегодня праздник — 5 декабря, день Сталинской Конституции, что будут гости — вон в сундуке-то сколько четвертинок стоит, штук тридцать. Наверно, придут Андриан Карпович Ерпалов, старая подруга мамы Анастасия Дудкина (Дутчиха), Карякин Александр Васильевич — новый наш сосед (слева), Емельян Мурнаев да еще, наверное, Василий Лаптев — все со своими Матренами, Анфисами, Лукерьями, Нюрами. Будут пить водку, веселиться, петь песни. Отец песен не поет, а дедушка только мурлычет что-то под нос — вовсе не могут оба. Мама — вот это да! Любит петь и уж тянет стройно, голосисто.
Дубровин Максим ещё придет, иначе кто же будет запевать:
Черно море без проли-и-и-ивов...
Я ещё в 5-м классе узнал, что Черное море имеет по крайней мере два пролива. Но из песни слова не выкинешь...
...В дверь громко постучали, потом с силой дернули — её крепко приморозило. Мать пнула дверь ногой, и из белого морозного облака на пороге появился огромный, на голову выше дверного косяка, дяденька.
—Мурзин Павел Степанович здесь живет?
—Здесь, а только дома его нет.
Клубы пара рассеялись, и вошедший показался каким-то невзаправдашним в нашей избе. На нем шинель, буденовка, перчатки трехпалые, сапоги, ремень с портупеей. Сроду мы такого не видели в нашем поселке.
—А где он?
—Конечно, сегодня праздник, да на конном дворе лошадь дали, как раз очередь подошла. Поехали они со свекром за сеном, не знаю уж, как там они, бедняги, морозище-то... Да они часам к четырем будут. А что сказать?
—Скажи, дежурить его назначили по поселку. В праздники мы всегда дежурных назначаем. Приедет, пусть сразу идет на свою шахту.
—Ах ты, батюшки, а мы-то ещё ради праздника и гостей позвали! Ну, ладно, скажу. Хорошо, что предупредили, мы гостей-то в другой раз попросим.
Я смотрел на вошедшего с любопытством. Не было у нас таких в поселке! Какой-то приезжий или, может быть, на шахте работает, там я не всех знаю (на руднике уже были заложены первые мелкие шахты).
Мать ворчала:
—Сроду чо-нибудь придумают... Дежурить куда-то!.. А как же завтра на работу? Наверно, не пойдет уж Павел на работу-то. Женька! Сходи к Мурнаевым, Кудряшовым, Дубровиным, Карякиным, Дутчихе. Скажи, чтобы сегодня не приходили в гости. На работу отца вызывают.
—Пусть Колька сходит, у меня варежки худые.
—Сходи, сходи, Енечка. Сходи, моя умница...
—Ладно.
В избе запахло блинами. Хорошо-то как! Только радостное настроение испортил этот «буденовец».
Днем он пришел ещё раз и опять ушел, так и не дождавшись хозяина. Я все думал: «Ну и детина! Поднесет кулак к носу — света не видно...»
Мы, ребятня, уже все спали, когда наконец вернулись с сеном дедушка с отцом. Мать, заслышав их голоса ещё с улицы, выбежала, открыла ворота:
—Ну, слава богу, что так долго-то?
—Не вышло раньше, а сейчас в самый аккурат... Радуйся, что живы-здоровы,— отвечал дедушка.
—Случилось что? А, Павел?
—Лед проломился, как переезжали через Вагран. Такая была оказия, еле выбрались, продрогли, заледенели. Потом расскажу, давай-ка сено скорей сваливать, ещё лошадь надо отвести. Поздно уж.
—А тут два раза какой-то в шинели приходил. На шахту идти надо тебе, дежурить. Тебя сегодня назначили, на праздники-то!
—Никто вчера ничего не говорил. Кто был-то?
—Незнакомый какой-то, в шлеме, в шинели, кто его знает.
—Вот ещё беда-то. Тогда я пойду, а ты уж отведи лошадь-то на конный,— сказал отец деду.
—Поешь хоть...
Мать хотела сказать, чтобы выпил Павел и рюмку, промерз ведь, но отец прервал ее:
—Нет, побегу, где там чаевничать да праздновать. Пришли из ребятишек кого-нибудь, пусть принесут ужин на шахту.
И он ушел. Не простившись, не зная, что навсегда...
Свободное копирование
