В свободное время мы общались. Когда вечером он гулял, я подходил к нему, и он мне рассказывал о Гуссерле, о русских мыслителях Бердяеве, Розанове, Флоренском. Много я слышал от него о лекциях Ключевского, на которых он побывал в молодости. Он копировал скрипучий голос Ключевского и вспоминал, как студенты, сидя на ступенях в аудитории, плакали: так образно, так выразительно рассказывал им Ключевский о придворных коллизиях.
Почти 40 лет я знал этого человека. Я читал его неопубликованные рукописи. Общение с ним помогло мне не опуститься, не скатиться к примитивному марксизму. Но я с ним никогда не спорил. Он был авторитарен и забил бы меня своими фактическими знаниями. Не обсуждали мы и советский строй - он был очень травмирован тюрьмой, и я его щадил. Это мы с Азой, бывало, критикуем, шумим, а он - нет. Руку только подымет с кулаком сжатым верх - мол, мы не сдадимся, мы победим! Потеряв зрение, он опирался на свою память. Он до девяноста лет сохранил логику мысли и потрясающую память. Вечером, когда я приезжал домой поздно, а они уже прослушали "Немецкую волну", он мне рассказывал, что произошло. Причем, он события располагал по степени значимости - видимо, в нем шла большая работа по осмыслению того, что происходит.
Свободное копирование
