РАЗРУШЕННОЕ ГНЕЗДО
«Советский парламент избран. За блок коммунистов и беспартийных голосовало 99,9-%. На избирательные участки привозили больных — слепых, глухих, полумирающих, а в кабину вносили на руках, чтобы не лишить человека счастья даже за час до смерти — проголосовать за отца, друга и учителя — Иосифа Виссарионовича Сталина.
Миллионы томящихся в застенках ждут вызова на допрос по три и четыре месяца. Где набрать следователей, когда каждый пятый житель Советского союза объявлен врагом народа? А узколобый карлик Ежов с каждым днем свирепеет всё больше. Все активные контрреволюционеры изъяты до выборов в Верховный Совет. Теперь надо изъять всех их родственников: жен, братьев, сестер, отцов, матерей.
Второй час ночи. Квартира Наседкиных на Арбате. Спят Андрюша и Таня. Мать не спит. Она потеряла радость жизни с тех пор, как повесился её брат, один из лучших поэтов России — Сергей Есенин. Теперь брошен в застенок НКВД муж. Сохранят ли ему жизнь? Что ждет её детей? Почему сердце бьется, как раненая птица? Неужели надвигается новая беда?
Машина заезжает во двор. За кем приехали? Шевелятся волосы на голове. Всё тело покрывается холодным потом. Шаги по лестнице. В чью дверь постучатся неурочные визитеры? Остановились. Раздается стук. Как было бы хорошо умереть в эту минуту! Надо открыть дверь. Двое военных и один штатский-председатель домоуправления в качестве понятого. Не говоря «здравствуйте», не извинившись за беспокойство, предъявляют ордер на обыск и арест.
— Екатерина Александровна Наседкина-Есенина?
— Да.
— Мы должны произвести у вас обыск.
— Пожалуйста.
Начинают со столовой. Тут же книжный шкаф и письменный стол. Перелистывают каждую книгу, роются в бумагах, забирают фотографические карточки. В ящике стола нашли часы, отложили в сторону. Со шкафа сняли патефон и пластинки, тоже отложили. В спальне со стены сняли ковер, из гардероба вытащили костюм мужа и дамские туфли.
— Вы же ищете документы. Зачем вам эти вещи?
— Надо проверить, откуда они у вас.
— Куплены в магазинах.
— Узнаем.
Грабеж самый откровенный и циничный. Забирают всё мало-мальски ценное.
— Это не честно! Это — воровство! — кричит Екатерина Александровна.
— Гражданка, вы ответите за оскорбление.
Просыпаются Андрюша и Таня. Начинаются истерические вопли матери и детей. Малыши цепляются за материнский халат.
Чье бы сердце не дрогнуло при этом? Но у палачей и грабителей оно из гранита: их ничем не разжалобишь.
— Одевайтесь, гражданка.
Мне не на кого оставить детей.
Тогда один что-то шепчет другому. Тот удаляется. Оставшийся заводит патефон.
— Хорошая вещь... заграничная, — говорит он, как знаток. Посвистывая под музыку, он шагает из угла в угол, а в это время в другой комнате мать и дети надрываются от рыданий, обнимая друг друга в последний раз.
Уходивший возвращается.
— Гражданка, оденьте детей, мы их свезем в замоскворецкий изолятор.
У матери подкашиваются ноги. Свидетель от домоуправления подает ей стакан с водой. В его доме это уже 103-й арест. Его нервы уже закалены. Присутствуя при первых обысках и арестах, он малодушничал, смахивал с ресниц слезы, а теперь ко всему привык. В его душе одно желание: чтобы эта горькая чаша миновала его семью из восьми человек.
Все вещи, подлежащие «проверке» увязаны в плед.
— Помогите нам, — говорит один из чекистов домоуправителю и тот несет узел к машине. Мать и дети выходят. Квартира запирается. Ключ берет домоуправитель. Таня и Андрюша не перестают плакать. Их отрывают от матери и сажают в только что прибывшую машину. С матерью в другую машину садятся оба чекиста. Они сдут налево, к центру, на Лубянку. Машина с детьми мчится направо, к Смоленской площади, чтобы там, по Садовой улице доехать до Крымского моста и потом взять направление на бывший Донской монастырь, за стенами которого помещается изолятор для беспризорников и детей врагов народа, арестованных по 58-й статье.
Свободное копирование
