XII.
Я покинула Мюнхен прежде окончание праздника. Скоро мы въехали в страну Тирольских Альп; горы то расходятся на большое пространство, и между ними протекает быстрая река, то суживаются, высятся над головами или стоят вертикальною стеной. Беспрестанно слышала то крик птиц, укрывавшихся от непогоды, то журчанье источника, или шум падающего каскада, при этом шел, не переставая проливной дождь и висел густой туман. Картина представляла нечто хаотическое.
Несколько часов мы пробыли в Батуеве, славящемся виноградом и изобилием фруктов. Прошлого года покойный муж предполагал лечиться там виноградом, но поспешил воротиться в Россию. Мне показалось в Батуеве так душно и так сжато, что ни лечение, ни пребывание там не должно быть приятно. Ночью проехали Ровередо; в его окрестностях, говорят, не безопасно, недавно ограбили несколько путешественников; нас сопровождала эскорта. За Ровередо горы сближаются и образуют узкий дефилей, в котором едва вмещается русло Адижа и почтовая дорога. Потом горы приметно уменьшаются, заменяются холмами, которые мало-помалу также исчезают; наконец взорам представляется пространная раввина, особенно приятная для нас, русских, не привыкших быть стесненными горными преградами. Посреди обширных полей засеенных пшеницей растут шелковичные деревья, дома окружены виноградниками.
Мы были уже в Италии, на нас веяло уже теплым воздухом юга. Слышался уже язык Тасса, встречались черные, блестящие глаза женщин, смуглые, выразительные лица мущин.
Дорога от Вероны до Мантуи прелестна. Ничто не напоминает о мнимом упадке Италии. Широкое шоссе, цветущие виллы, древние церкви, деревни похожие на города с широкими улицами, с большими домами. Это Италия римлян, или владычества Лонгобардов, когда, по словам Павла Дьякона (жившего в начале IX века и оставившего драгоценную историю Лонгобардов), делались чудеса, не употреблялась самопроизвольная расправа, не учинялись обманы, не обирали несправедливо, не отягчали налогами, не было ни грабежей, ни мошенничества: все жили в спокойствии. Не знаю могут ли Австрийцы возвратить золотой век Лонгобардов, во они сумели сохранить наружное благоденствие, и это уже, что-нибудь да значит.
Солнце садилось когда мы подъехали на Мантую. Она живописно лежит на двух озерах и отражается в их светлых водах, любуясь собою как красавица окруженная зеркалами. Сильное впечатление произвела на меня Мантуя; италиянская жизнь представилась мне во всей своей прелести и, может-быть, потому еще более обаятельною, что был вечер и тьма скрывала антипоэтическую ее сторону. Ночь была темная, с синим небом и ярко горящими звездами, какие бывают только на юге. Улицы кипели народом, гармонический язык звучал со всех сторон в веселых возгласах, живой болтовне и в красивых напевах любимых арий, кофейни были ярко освещены, оттуда слышался смех и громкие разговоры, где-то играла музыка. На площадях лежали груды чудесных плодов, гроздья винограда, сладкие фиги и сочные груши; торговки приглашали покупать их вкусный товар; люди с засученными рукавами, в фартуках, жарили каштаны на жаровнях, стоявших длинною вереницей, и громогласно с энергичными жестами приглашали полакомиться дешевым катаньем. Во всем этом была какая-то радость жизни, какая-то роскошь ощущений.
Свободное копирование
