И наконец, особенно памятная мне, третья встреча.
Чудесный весенний день. Я пришел в мастерскую Паоло Трубецкого. чтобы встретиться там с Робекки, который должен был отлить «Камнебойца».
Во время разговора с Робекки в мастерскую вошел Лев Николаевич. Толстой приехал из Хамовников на Мясницкую верхом на лошади. И вот он стоит рядом с высоким и таким артистичным хозяином мастерской.
К Трубецкому обращались кто по-французски, кто по-английски, я же на итальянском (кое-что помнилось со времени поездки 1896 года) попросил у него разрешения остаться в мастерской, чтобы тоже лепить Толстого.
Трубецкой одобрительно кивнул мне, а Лев Николаевич, обратив внимание на мою итальянскую речь, спросил, где изучил я итальянский язык.
Я рассказал, что недавно вернулся из Италии, еще в гимназии изучал латынь, и это помогло мне практически усвоить итальянский язык.
В мастерскую ввели коня. Писатель с легкостью вскочил на арабского скакуна. Начался длительный и трудный сеанс.
Паоло Трубецкой с увлечением работал над скульптурой «Толстой верхом на лошади», я же в стороне на своем станке лепил бюст Толстого.
Во время сеанса коня держал под уздцы солдат. Помню, как Лев Николаевич затеял с ним разговор, расспрашивая про службу. Солдат рассказывал о маневрах на Ходынском поле, о том, что там было разыграно сражение «по всей форме», все было как на войне, кого «убивали», кого «ранили».
Лев Николаевич спросил солдата, знает ли он о том, что в заповедях сказано: «Не убий».
— Не убей! — усмехнулся солдат и в свою очередь спросил всадника:
— А ты военный устав читал?
Как оказалось, солдат не знал, кто это так умело верхом на коне позировал скульптору. А когда узнал об этом после, очень огорчился, что так дерзко ответил «графу Льву Николаевичу».
Во время сеанса в мастерскую пришли художники Касаткин, Константин Коровин и Леонид Пастернак. Тут сделали перерыв. Солдат увел коня. Между художниками и Толстым началась оживленная беседа. Лев Николаевич спросил Константина Коровина, читал ли он недавно опубликованную его статью «Что такое искусство?».
Коровин как-то запальчиво ответил Толстому. что статью он читал, но решительно с ней не согласен. Писатель спокойно выслушал Коровина, задумался, а потом начал говорить 06 искусстве.
Меня поразила тогда резкая оценка, которую дал Лев Николаевич картине Сурикова «Переход Суворова через Альпы». Он корил Сурикова за то, что в его полотне нет правды жизни. «Недаром картину купил царь», — запомнились мне слова Толстого. Я слушал его, а сам на этот раз уже без всякого стеснения жадно вглядывался в его такое глубоко русское лицо. озаренное потоком непрерывных мыслей. Это была моя последняя встреча с Толстым в жизни...
Свободное копирование
