Поезд приходил в 6 часов утра, стучу в дверь, слышу открывается, и голос мамы: “Кто там?” Я говорю - “Алексей”. Она открывает дверь и мы вместе с военкомом входим - она до того растерялась, что ходит в одной ночной рубашке, не верит своим глазам, что перед ней живой сын, хотя и на костылях. С подозрением смотрит на мои ноги. Я успокоил, что ноги целы. Остались одни - батя был в трудармии, я сказал, что придется ехать в Пермь, что я приехал на несколько дней. Она, конечно, расстроилась. Первый вопрос - Ира замуж не вышла? Нет, говорит, не вышла, сейчас не до замужества - она в семье за старшую, все заботы на ней. Ко мне заходит часто и спрашивает - нет ли писем? А я писать лодырь, долго не писал матери и ей. Мама пошла к ним ранним утром.
Юлия Степановна говорит, что у Васильевны опять, наверное, несчастье - опять козу украли. Мать говорит - Алексий приехал.
До работы забежала Ирина в фетровых ботах и скромной одежде, но все та же Ира, только похудела. Бросились друг к другу...
Это было 2 декабря 1944 года. Костыли в сторону, на ногу я уже легонько приступал. Три года с лишним прошло, как они меня провожали 9 сентября 1941 года - вот так бывает. Не зря говорят, что от судьбы никуда не уйдешь - сколько пришлось исколесить по фронтовым дорогам, сколько пережить, сколько встретить разных людей, а судьба снова свела нас вместе.
Забегая вперед, скажу, что были сомнения - время ли создавать семью, война не кончилась, я снова собирался на фронт, получив вызов в свою часть, находясь в госпитале. Матери нас отговаривали, но наша дружба и любовь оказались сильнее.
Ира мне сделала перевязку, вернее перевязала старую, и я пошел в ближайшее отделение госпиталя на настоящую перевязку (школа N 11, на углу улиц Свободы и К.Маркса).
После перевязки я пошел к начальнику госпиталя Ойвенману с просьбой положить меня в Ирбите. Он посмотрел историю болезни, направление в Пермь и отказал.
Тогда я обратился к бывшему в то время председателем горисполкома Челпанову Ивану Петровичу, он договорился со Свердловским эвакопунктом, чтобы меня оставили в госпитале 1715, дал мне лошадку отвезти на вокзал, я съездил, и с 4 декабря был законным ранбольным этого госпиталя.
Судьба - судьбой, но и за нее надо бороться. Началась мирная жизнь на госпитальной койке. На рентгене наметили зеленкой местонахождение осколков для их удаления, а операцию по удалению можно было делать после того, как заживет рана от первой операции. После заживления сделали вторую операцию, не знаю, удалили ли, и сколько, но два оста-лось на всю оставшуюся жизнь, кроме того, после операции зашили рану, а через несколько дней у меня поднялась температура.
Главным хирургом госпиталя был Дмитрий Иванович Мальгин. Пригласили его, и он начал ру-гаться, что не смотрели за раной после операции, приказал немедленно снять швы, т.к. началось нагноение - или операцию сделали нечисто, или расшевелили ту грязь, которую занесли осколки (это мое заключение).
Не было бы счастья, да несчастье помогло - мое пребывание в госпитале (дома!) продлилось до марта 1945 года.
Меня очень часто навещали мои соученицы, но самым частым посетителем была Ира. Два раза приглашали в школы и просили рассказать о фронтовой жизни, о боях, в которых пришлось участвовать. Директор нашей школы Капелько Анна Петровна была организатором этих встреч.
Помню, в день Советской Армии меня и раненых офицеров из госпиталя пригласили на праздник, который проходил в столовой другого отделения, где сейчас находится админи-страция города - бывший горисполком. На празднике присутствовал первый секретарь горкома партии.
Молодой организм быстро справился, и в марте я получил справку из госпиталя о ранении и направление в Управление кадров УралВО. Мне было предложено остаться в г. Свердловске командиром батареи, которая размещалась на Гореловском кордоне. Для оформления мне вру-чили направление в Еланские лагеря, где размещался штаб дивизии. Съездил туда и поехал на Гореловский кордон, посмотрел на армейскую тыловую жизнь и снова в управление кад-ров, мотивируя вызовом из своей части, отказался. Меня спросили, где она находится, я, конечно, не знал, знал только номер полевой почты. Короче, мне отказали.
Дали отпуск на 10 дней и направили на шестимесячные курсы командиров батарей в третье Ленинградское артучилище в г. Кострому.
Я снова приехал в Ирбит и 28 марта 1945 года мы с Ирой поженились, несмотря на уговоры наших матерей. Видя нашу настойчивость, они дали согласие.
Трудное было время, голодное. Мы пошли в ЗАГС, на нас с удивлением посмотрела заведующая и выписала свидетельство о браке, для “формы” поздравила и выдала “квитанцию”, которой скрепила нашу совместную жизнь на 53 года и 2 месяца.
Свадебный скромный ужин был организован в маленькой квартире у Юлии Степановны - моей тещи, которую я называл мамашей. Прожив 10 дней в Ирбите, я уехал в Кострому.