Курская дуга и дальше...

После ознакомления с местом, куда нам следует наступать, мы вернулись к своим подраз-делениям. К вечеру 17 июля оборона была прорвана и на рассвете 18-го мы вышли в этот прорыв. Наша батарея должна все время сопровождать пехоту “огнем и колесами”, то есть  быть на прямой наводке. Так для нас началось участие в Орловско-Курской битве.
Помню еще в темноте переехали по вновь построенному небольшому мосту через речку, в этом месте она была неширокая, и остановились в глубокой балке, в которой вчера еще были немцы. Вся немецкая линия обороны буквально была покрыта сплошными разрывами снарядов и мин, земля напоминала лицо человека, переболевшего оспой. Несколько линий проволочного заграждения были уничтожены артподготовкой, наверное, и минные заграждения тоже были взорваны. Оборонительная линия была подготовлена обстоятельно: несколько линий траншей и проволочных заграждений, минные поля, дзоты и т.д. На обратных склонах балок были врыты в землю целые дома, над которыми находилось несколько метров земли. Даже прямое попадание авиационной бомбы не могло разрушить такое перекрытие. В этих укрытиях спасался личный состав от холода и непогоды, они отапливались железными печками в зимнее время: немцы здесь находились с осени 1941 года.

Нелегко пришлось тем, кто первыми пошел на прорыв, а мы вышли уже в готовую брешь в немецкой обороне. Впереди пехота, а за нею мы с 76мм пушками на конной тяге.
Пишу эти строки по воспоминаниям более чем 50-летней давности. Многое за это время забылось, в памяти всплывают наиболее яркие события того времени или моменты, когда жизнь была на волоске от смерти. Нужно сказать, что после всего пережитого на Северо-Западном фронте, не стало того животного страха и почему-то у меня была уверенность в том, что меня не убьют. Случаев, когда смерть была рядом, было много. О первом, запомнившемся мне, когда мы выкатывали пушку, я писал, в дальнейшем я о следующих тоже упомяну.

И так, 18 июля мы начали бои по “выталкиванию” немцев с Орловского клина. Бои шли изну-рительные, враг цеплялся за каждый удобный для обороны рубеж. На пути отступления враг сжигал все деревни, на месте оставались только печные трубы, да обгоревшие деревья. Большинство жителей были угнаны. Иногда попадались уцелевшие деревни в тех местах, где нашим войскам удавалось быстро занять эти населенные пункты, а там, где немцы готовились отойти на следующий рубеж, накануне, особенно ночью, по всему фронту были видны зарева пожарищ.

На второй или на третий день нашего наступления мы увидели повешенного на дереве немца. Подошли посмотреть. На груди была доска с надписью: “Изменник. Старший лейтенант Советской армии, уроженец Челябинской области”. Фамилию не помню, а область запомнил. Служил он, очевидно, в войсках Власова, одет был в немецкую форму.

Наступление наше было медленным, за день продвигались на 10-15 километров, иногда с боями, иногда преследовали отступающих до следующего рубежа их обороны и останавли-вались, а утром снова шли за отступающими. Враг вынужден был отходить, т.к. сильные бои шли у основания Орловского выступа и их части могли оказаться в окружении. На нашу долю выпала более легкая задача, но и нам часто приходилось встречать отчаянное сопротив-ление, особенно пехоте и нашей батарее, стоящей в боевых порядках пехоты на расстоянии двухсот-трехсот метров от окопов врага. Расстояние зависело от места, где было удобно замаскировать пушку, и от видимости линии обороны. Я всегда находился с пушками того или другого взвода, а чаще всего батарея полностью поддерживала один батальон, и мы были вместе.

Может сложиться впечатление, что нам досталась легкая прогулка по Орловской земле, ко-нечно нам было легче тех, кто пытался отрезать пути отступления немцев, но, и мы несли потери, особенно пехота. Немецкие самолеты нас не беспокоили, но артиллерийский  мино-метный огонь и пулеметные очереди доставали наши позиции. Первый же выстрел из пушки демаскировал ее, и она представляла заманчивую цель. Спасала нас матушка - земля: в пер-вую очередь копали ровики для себя, а настоящих огневых позиций для орудий не обору-довали, т.к. были уверены, что утром пойдем вперед.

Из этих боев у меня навсегда осталось в памяти три эпизода.
Первый из них: после очередного отступления немцев, я со своими пушками добирался до первого батальона, который уперся в немецкую оборону. Ехали мы по небольшому лесному массиву, дорога была хорошо укатана, на пути оказался небольшой мостик через овражек. Остановил батарею, пошел посмотреть нет-ли мин: на укатанной земле ясно было видно, где стояли мины. Пригласил расчеты и решил показать, как нужно разминировать. Отвернул колпачок и извлек верхний нажимной взрыватель. а лопатой подкопнул мину и выбросил ее на дорогу. К моему ужасу, у этой мины был установлен второй натяжной взрыватель, но вере-вочка не выдернула чеку и вместе с колышком лежала рядом с миной. Из-за спешки могли все погибнуть, мина была противотанковой. Остальные мины откапывали осторожно, зацепляли телефонным проводом и вытаскивали. Единственная была с секретом. Об этом эпизоде я до сих пор вспоминаю с “мурашками на коже”: я мог погубить не только себя, а всю батарею.

Второй: Мы заняли позиции по краю огромной балки. Зам.командира полка майор Пустовит вызвал меня и приказал подбить то-ли танк, то-ли самоходку, которая обстреливала наши позиции. Я с одним командиром орудия решил посмотреть, откуда она стреляет. От наших позиций она была в стороне. Командир орудия Отрохов и я выползли на поле гречихи, которое вплотную подходило к балке. На краю поля находился небольшой окопчик, мы сели лицом друг к другу, после каждого выстрела то он, то я смотрели откуда стреляет танк. Посмотрел я, дал ему бинокль, стал смотреть он. Вдруг раздался выстрел и он сунулся головой в мои колени, тело начало конвульсивно вздрагивать. Я понял, что стрелял снайпер. Притих в ровике и думаю, что надо осторожно выползать. Отрохов тихо гово-рит: “Товарищ старший лейтенант, я живой”. Я осторожно выполз и его за руку вытащил, до балки было близко.
Часто думаю о том случае: почему именно ему досталась та пуля. Наверное, меня спасла пилотка, а его подвела артиллерийская фуражка с черным околышем и блестящим козырьком. Отрохов остался жив, пуля попала в стекло бинокля, а оно по отношению к голове смещено в сторону. Бедный парень -  в 19 лет он остался без глаза.

Третий эпизод более приятный, но тоже могло кончиться трагично. На рассвете 27 июля получили команду наступать, сообщили, что немцы отступают. Утро было туманное. С пуш-ками мы поехали вслед за пехотой, нам было указано направление на совхоз “Красная Звезда”. Ехали напрямик по полям, вдруг из тумана вырисовался танк, орудие направлено в нашу сторону. Мы растерялись. Стрельбы из танка не было, бегом побежали к нему - это оказалось самоходное орудие “Фердинанд”. Люк открыт, экипажа нет, орудие застряло в небольшом болотце. Осмелевшие солдаты залезли внутрь и вытащили ранец, в котором был шоколад, и разговелись. У нас такого деликатеса не бывало. Экипаж, наверное, отправился за буксиром, чтобы вытащить “Фердинанда”, это было совсем близко от совхоза. Не зная обстановки, поехали дальше. На окраине деревни нас встретили жители, которые сказали, что немцы только что уехали на машинах. Объезжая деревню по дороге, мы увидели бегущего по пшеничному полю немца - мы за ним, кричим “Хальт”, он удирает. Дали выше головы автоматную очередь, остановился, поднял руки. Оказался оберлейтенантом Отто, фамилию не записал. Фотография с надписью, сделанной его авторучкой, хранится у меня до сих пор.

Забрав оберлейтенанта с собой, поехали дальше, наших солдат не нашли и остановились в большом, заросшем кустарником овраге, который выходил к реке Ока. Ни наших, ни немцев не было. Мы притаились в овраге, а за рекой во весь рост ходили немцы, готовили очередной рубеж обороны.

До сих пор не могу понять, где и как мы проскочили через немецкую оборону, наверное она еще не была занята, так как был туман и рассвет.
Притаившись, весь день просидели в этом овраге, с нами вместе и “обер”. Вел себя спокойно, мы к нему относились без злобы, да и он, по-моему, не очень был удручен - война для него закончилась. Удалось узнать, что он ездил в отпуск и женился - на фотографии он с молодой женой. Наших познаний в немецком языке на большее не хватило.
Пулеметные очереди и стрельба были сзади нас и мы смирнехонько отсиживались. Утром подошли наши, пленного отправили в штаб полка, о дальнейшей его судьбе ничего не знаю.  Знаю, что он был офицером тыла, при отступлении от своих отстал: по рассказам жителей машины только что покинули совхоз.

Мы уже находились километрах в десяти от Орла, нужно было форсировать Оку и освободить г. Орел. Нашу дивизию, следовательно и полк, заменили другой, полностью укомплектованной свежей дивизией. За взятие Орла ей было присвоено звание “гвардейская”. Под ее напором немцы начали быстро отходить, а мы шли по ее следам без боев до г. Карачева. Орел от нас был справа, видны были пожары, гремели взрывы - многие здания были заминированы и немцы их взрывали.

От Карачева наш полк получил приказ наступать в Юго-Западном направлении, преследуя отступающих немцев мы вышли на реку Десна. Это была солидная водная преграда, дости-гающая стометровой ширины. Наш полк должен был форсировать реку в месте пересечения ее железной дорогой в направлении станции Витемля. Справа от места предполагаемого форси-рования был взорванный железнодорожный мост. Пойма реки довольно широкая, на нашем направлении до реки было километра полтора пойменных лугов с болотами и озерами. Орудия нужно было вывозить под покровом темноты, так как противоположный берег у немцев был высокий и вся низина просматривалась хорошо. Днем мы наметили путь. по которому можно было подтянуть пушки на конях, а ближе к реке выкатить на руках. В темную сентябрьскую ночь 1943 года орудия были доставлены на берег Десны и замаскированы в прибрежных кустар-никах. В этих же кустарниках начали готовить плоты для переправы орудий через реку.

Изготовили два плота из бревен, досок и другого подручного материала - ждали команду на форсирование Десны. От реки до немецких окопов было метров 500-700, место переправы было выбрано удачно, широкая пойма реки с той и другой стороны создавала более удобные условия для переправы в ночное время, что и было осуществлено без потерь. Пехота была уже на правом берегу Десны и начала наступление на железнодорожную станцию Витемля, наша батарея прямой наводкой помогала ей. Ожесточенных боев не было, оборона противника была слабая. Потом мы поняли, что это был временный оборонительный рубеж для задержки наших войск. В дальнейшем шло преследование отступающих без боев.

В город Стародуб мы вошли не встретив сопротивления, но ожесточенные бои развернулись за город Новозыбков. В течение дня нам не удавалось, пехоте нашей, ворваться в город. К вечеру поступила команда: пропустить через боевые порядки наши танки. Нам сказали, что это Уральский Десятый танковый корпус. Лавина танков, так нам казалось, пошла на город, а следом и мы со своими пушками. Немцы в панике покинули город. На окраине были раздавлены противотанковые орудия, трупы немцев. Артиллеристы из нашей батареи привели мне в качестве трофея верховую лошадь и маузер с убитого немецкого офицера. Конь был отменный. Забегая вперед, скажу, что однажды увидев меня на коне. командир полка А.Т. Макаров “попросил” отдать коня ему, просьбу я, конечно, удовлетворил, но это было уже весной 1944 года в Западной  Украине.

Бегство немцев было паническим, на станции остались эшелоны с имуществом и людьми, которых немцы должны были увезти в Германию. Вечером того же дня нам приказали выступить и преследовать отходящего противника. Ночью мы шли по лесной дороге на запад от Новозыбкова и попали под обстрел из пулемета. Залегли в кюветах, переждали, огонь прекратился, потерь не было. Очевидно, впереди идущая колонна нашей пехоты угнала или уничтожила немцев, прикрывающих отход своих войск. После этого случая наш полк лесными и проселочными дорогами без боев вышел к райцентру Ветка в Белоруссии на реке Сож.