На Валдае

Вот так и воевали бы, но... тяжелая обстановка под Сталинградом (это я понял позднее) продиктовала и нашим войскам на северо-западе вести себя более активно. Нашему полку и дивизии было приказано вести наступление для того, чтобы сковать какую-то часть немецких сил на нашем участке фронта. Немцы на этот фронт не могли не обращать внимания, так как их 16я армия находилась в полуокружении. В нашу оборону вдавался большой клин по Валдайской возвышенности и в любой момент мог быть перехвачен коридор, по которому шло сообщение с 16й армией. Это немцы понимали, понимали и наши, что “клин” этот является плацдармом на будущее наступление.

Потянулись первые раненые, командир батареи старший лейтенант Яцук находился на переднем крае, на НП, и мы по его команде вели огонь.
Успеха наши не добились и “бои местного значения” вскоре утихли.
В августе 1942 года я был принят кандидатом в члены ВКП(б). На этом кончилась моя комсо-мольская юность и юность вообще.

В ноябре 1942 года нас передвинули на другой участок и орудия были установлены на прямую наводку. Зима была ранняя, уже выпал снег и вот ночью мы потащили пушки к окопам пехоты. Передний край наш и немецкий проходили в лесу настолько близко, что ночью слышны голоса немцев.
При перевозке орудий немцы услышали и открыли минометный огонь. Для нас, стоявших за несколько километров от фронта, эта близость немецкой обороны и минометный обстрел были настолько страшны (я сужу по себе), что кажется на этом кончилась моя жизнь. Мы залегли, от разорвавшейся мины я почувствовал сильный удар в колено и закричал, что меня ранило, но это прилетел комок мерзлой земли и никакого ранения не оказалось. Потом было стыдно, но было именно так. Не помню сколько мы простояли на этом участке, мне кажется, что дней 15-20, и нас перевели на другое место. Но эти дни показались адом. неимоверный страх, никакого аппетита. Как раз в это время от мамы пришла посылка, разделили между собой содержимое, а в рот не лезет. Невозможно выйти из блиндажа: бьет снайпер, рвутся мины, свистят пули. В дополнение ко всему ударила “Катюша” и снаряды рвались у нас и у немцев, но все равно веселее!

При минометном обстреле погиб старший сержант Белых, родом из Одесской области, командир 3-го орудия. Он залег, а мина угодила прямо в него (страшная картина).
Вскоре поступил приказ: пушки перевезти в другое, более спокойное место. Наши траншеи от немецких метров 300-400. Обстрела нет, хороший блиндаж, тишина, но нас предупредили, что тишина обманчива. Прошлой ночью финны подползли на КП соседней роты и выкрали командира роты. Убили часового и всех, кто был в блиндаже, комроты утащили.
Как-то днем появился немецкий самолет и сбросил листовки. Одна листовка попала ко мне. Это были листовки за подписью генерал-лейтенанта Власова и генерал-майора Малышкина. Листовка приглашала переходить в РОА и служила пропуском. Но у нас в полку предателей не оказалось.

В начале или середине декабря нас снова перебросили на другое место. (Я думаю, что мы курсировали вдоль “коридора”).
Шли ночью и только к рассвету пришли в какой-то лес. Мне было приказано днем найти огневую позицию для прямой наводки. Я ушел с командиром орудия к переднему краю. Орудие нужно было тянуть на себе по снегу и по болоту около километра. К вечеру орудие было установлено на опушке болота, поросшего мелкими соснами.
Участок фронта был спокойный, от пушки до немцев метров триста. Никакой стрельбы, и наш хозяйственный взвод развел костры.

Прилетела “Рама” и вскоре прилетели “Юнкерсы” и разбомбили. А орудие и мы под бомбежку не попали. Правда особого вреда не нанесли и хозвзводу. Кого-то ранило и убило одну лошадь. Но могло быть хуже, так как окопов, ровиков не было, но и немцы бомбили наугад, по лесу.

Не знаю зачем нас сюда поставили. Мы не сделали ни одного выстрела, а на следующий день приказали сниматься. К вечеру перетащили орудие к хозвзводу и к концу дня оказались на участке под Цемено - там наши прорвали оборону и врезались в горловину Демянской группировки 16й армии. Там намечался успех. Это было 30 декабря 1942 года. А ночью на 31 декабря мне приказали орудия ввести в прорыв к прорвавшемуся 447 стрелковому полку. Там был 1й огневой взвод и все командиры нашей батареи, там был и командир полка.

Перед немецкими траншеями находилось болото шириной около километра, сколько-то орудия подвезли на лошадях, а дальше надо было тащить на себе. К рассвету нам удалось докатить пушки до места прорыва немецкой обороны. До немецких траншей (окопов) оставалось метров 70. В месте прорыва стояло несколько наших танков, подорвавшихся на минах. В этом месте нас застал рассвет, а в окопах были снова немцы. По нам открыли стрельбу из пулеметов и автоматов. Мы вынуждены были забраться под танки. Выгребли снег из под них и получилось укрытие. В течение дня нас долбили из минометов, пытались несколько раз вылезать из траншеи и покончить с нами, но мы их отгоняли стрельбой из карабинов и двух автоматов.
Так продержались один день, а к вечеру из 15 человек осталось нас семь. Одних ранило, других убило. Ночью получили приказ вывезти орудия обратно.
Втроем взялись за “правило”, а четверо - за колеса, и орудие накатили на противотанковую мину. В живых остались только мы втроем, остальных разбросало по сторонам. От некоторых ничего не осталось.

Двоих я послал за саперами, чтобы проверили и обезвредили мины и помогли вытащить другое орудие, а сам снова заполз под танк, и стал дожидаться возвращения солдат с саперами. Немцы были рядом, ракеты для освещения падали близко. Я надеялся, что если немцы подойдут к танкам, то меня все равно не увидят - кругом было много трупов погибших при прорыве обороны солдат.

Прошло какое-то время, а мне показалось оно вечностью, я услышал скрип снега и увидел силуэты людей, осторожно идущих с нашей стороны. Пришли саперы с миноискателями и два бойца из моего взвода. Осторожно выкатили уцелевшее орудие подальше от немецких траншей, а дальше вывезли на конях. Вот так я встретил новый 1943 год.
Из окружения из нашей батареи никто не вернулся. Очевидно все погибли, а может быть кто-то попал в плен.
Таким образом из боевых расчетов осталось два человека, а из пяти командиров (офицеров) один я.