Шли тяжелые бои под Рамушево. Батарея стояла на закрытой позиции, было голодно, дорог не было, продовольствие сбрасывали с самолетов, поели все, что было похоже на еду, в том числе и убитых ранее лошадей.
Потом наступило затишье. И вот в один из июньских дней мы, привыкшие к тишине, рассла-бились, не соблюдали по-настоящему правила маскировки, ходили на огневой позиции и вдруг из-за леса на малой высоте пронеслись два “Мессершмитта”. Сделали разворот и сбросили бомбы на батарею. Я не успел укрыться в ровике и упал на землю. Бомбы были сброшены небольшого веса, одна из них разорвалась слева от меня. Удар воздушной волной, звон в ушах и боль в левой ягодице. Даже не сразу понял, что это прилетел осколок от бомбы. При втором заходе самолетов я уже был в траншее и тогда понял, что ранен. Кровь промочила брюки. С трудом сделали перевязку и отправили в медсанбат, а из медсанбата на повозке, по болотам, по вымощенной деревьями дороге (слань), как по стиральной доске, повезли до какой-то пристани на озере Селигер. Боль была невыносимая, так как каждый удар колеса о дерево отдавался на рану.
Наконец, привезли к озеру, погрузили на катер и выгрузили в городе Осташкове, а там пере-правили в город Бежецк. Сделали рассечение раны (осколок не стали вынимать) и через месяц выписали из госпиталя. Бежецк находился в зоне действия вражеской авиации. Воздушные тревоги повторялись два-три раза в день. Но бомбили станцию, а район распо-ложения госпиталя ни разу не бомбили, но каждый раз казалось, что летят бомбить именно нас. Лето было в разгаре, когда меня выписали из госпиталя. В это время на юге шли тяжелые бои в районе Харькова. Сводки не радовали, наши войска оставили Харьков, но мы все еще не предполагали, что начнутся драматические события и враг дойдет до Волги - Сталинграда.
Получив документ-справку о ранении, я снова направился в штаб 1й Ударной и попросился в свой полк и свою батарею. И вот в один из июльских дней 1942 года я вернулся к своим, снова принял свой взвод. Батарея стояла на другой огневой позиции - старую, подвергшуюся бомбежке, сменили. На фронте у нас было затишье, так лежишь возле орудий и будто нет войны. От переднего края по прямой до батареи было километра три. Тишину нарушали и напоминали о войне отдельные взрывы мин на переднем крае, да редкие пулеметные очереди. Недалеко от нас (метрах в семистах) была деревня Речица, но от нее осталось только название. Она полностью была уничтожена и в ней не было ни одного жителя. Изредка пролетит наш или немецкий самолет и опять тихо.
В один жаркий солнечный день недалеко от нашей батареи упал немецкий бомбардировщик Ю-52. Он возвращался из нашего тыла и был настигнут советскими истребителями. Врезался в землю и сгорел. Это было в сторону переднего края метров 500 от батареи. Мы, конечно, побежали к месту падения самолета. От летчиков остались куски обгоревшего мяса, а машина разлетелась на куски. Ребята из дюралюминия делали подсигары, а я нашел большой магнит дугообразный. По своей молодости (и глупости) решил, что если приложить магнит к шраму, где находился осколок от авиабомбы, то он его вытянет. Так и сделал. В результате осколок сшевелил с места и долго болела левая нога, особенно была сильная боль в ягодице.
Свободное копирование
