Глава 13
На фото часть бригады ЦЗМ КММУ-4. Стоят слева направо: Иван Наумов (сварщик), Николай Моисеев (слесарь, гитарист ансамбля КММУ), Пётр Лизик (слесарь), Николай Еремеев (слесарь), Леонид Маслов (это я, сварщик, стоЮ в шапочке), Михаил Иванович Князев (бригадир, стоИт в очках), Виктор Надоля (слесарь). Присели: Пётр Шульгат (слесарь), Надежда Ущиповская и Любовь Сидорова (сварщицы). г. Надым. 1979 год.
Бригадой (где я работал) руководил Михаил Иванович Князев, высокий, сутулый, довольно угрюмый человек. Почти всегда ходил в тёмных очках. Что мне в нём нравилось, он ко всем членам бригады относился, как сейчас говорят, ровно — у него не водилось ни любимчиков, ни изгоев. Даже если кого-то замечал, допустим, выпившим, то замечание не делал, а просто подходил, молча осуждающе смотрел и отходил. Кажется, действовало.
Нередко к Князеву на работу заходила рослая полноватая женщина, его супруга, которая работала недалеко отсюда связисткой. Я бы никогда не знал, как её зовут, если бы не случайно услышанная мной фраза, сказанная Михаилом Ивановичем по телефону жене: «Эмма, ну, я попылил домой!» Позже я узнал, что у Князева это уже второй брак, а с первой женой он разошёлся из-за её пьянства. Князев на Севере работал давно, и я знал, что у него имелось несколько серьёзных правительственных наград. За заслуги ему выделили квартиру в Тюмени, куда он и уехал, выйдя на пенсию.
*****
Некоторое время в бригаде работала сварщицей девушка, окончившая училище в Салехарде (на фото её нет, она устроилась позже). Звали её Зоей, по национальности она ненка. У типичных ненок лица с характерными азиатскими чертами, зачастую скуластые, с узкими раскосыми глазами, чёрными, как смоль, волосами — можно спутать с монголками или калмычками. У Зои лицо выглядело по-другому, если бы мне не сказали, что она ненка, я бы решил, что она русская. Я тогда подумал, какие же разные бывают люди на свете.
Как-то после работы мы сидели в бытовой комнате бригады и обсуждали разные темы. Заговорили про отпуск, про море. И тут Петя Шульгат — работал у нас такой балагур — спросил у Зои:
— Зоя, ты на юге была?
— Была.
— А где?
— В Тюмени! — простодушно ответила Зоя. Долго в бригаде ходила шутка про «юг», на котором побывала северная девушка. Впоследствии я узнал, что Зоя вышла замуж за русского парня. Может, и на настоящем юге побывает...
Петя Шульгат работал слесарем-сантехником. Постоянно от него исходили какие-нибудь шутки-прибаутки. Несколько каламбуров мне всё же удалось запомнить и записать, вот они:
1. «Фигурально выражаясь, мы не можем пренебрегать тенденциями потенциальных эмоций, так как мы стоим перед фактором аналитических аннотаций кинетических иллюзий».
2. «С точки зрения банальной эрудиции, ваш цинизм в настоящее время не ассоциируется в данной ситуации».
3. «Хочешь — работай не приходи, не хочешь — приходи не работай, пришёл — работай сиди, не пришёл — сиди не работай. И не мешай тому, кому нечего делать, кого искать и где найти».
На фоне всех этих шуток шла, конечно, и работа. Стаж работы сварщиком я имел очень маленький — раньше варил только простейшие швы в нижнем положении, когда практиковался на заводе металлоконструкций (ЗМК) в Ермаке. А здесь, В ЦЗМе, предстояло варить так называемую мелочёвку — стыковать или вваривать одну в другую тонкие, диаметром 15, 20, 25 миллиметров, трубы. Чуть зазевался или моргнул — и брак: прожог, непровар, подрез и т.д. Поначалу я себя чувствовал неуверенно, потому что продукция из цеха сразу шла на строительные участки, а там после нас доваривать было некому, у них имелась своя работа.
Я сразу дал себе установку варить максимально качественно. Замечаний не получал. У каждого сварщика в цехе имелся свой сварочный пост. Выполнив работу, я усаживался за сварочный стол и начинал тренироваться. Тренировался упорно, настойчиво, и через пару месяцев стал чувствовать себя в своём деле довольно уверенно. Единственное, чем я ещё не владел, это газовой резкой металла. Я видел, как красиво распускает металл профессиональный резчик. Звали его Александр Тимофеевич Трибанов. Ему стукнуло уже под пятьдесят. Довольно спокойный, доброжелательный и, в то же время, малоразговорчивый человек. Брал бензорез (резаков, работающих на пропане, тогда почему-то не имелось), не спеша его разжигал, надевал на глаза тёмные защитные очки и начинал резать трубы.
Я долго к этому волшебному действу присматривался, пока он не заметил меня. Подозвал и предложил разрезать «сотку» — трубу диаметром сто миллиметров. Я взял в руки резак. Ощущение получил почти такое же, как когда-то в детстве, когда впервые сел за руль автомобиля и попробовал рулить. Резал спокойно, «огнедышащий змей» кислородной струёй легко выдувал расплавленный металл, разгоняя по полу яркий сноп искр. Получилось! Трибанов меня похвалил и вскоре стал доверять самостоятельную работу резаком. Этот опыт здорово мне пригодился впоследствии.
Под одной крышей кроме цеха ЦЗМ, где мы гнули и варили трубы, через стену находился цех монтажа канализационных труб. Командовал этим цехом единственный слесарь — Николай Фадеев, тихий, болезненного вида, пожилой человек. Мне казалось, что седыми у него были не только волосы и брови, но и глаза. По целому дню он колдовал над тяжёлыми чугунными трубами, составлял их, а стыки потом уплотнял паклей и заливал расплавленной серой. От серы в цехе всегда стоял дым, и чувствовался характерный серный запах. Условия труда тут были жуткими.
Помню, когда я только устроился в ЦЗМ, меня на второй же день отправили на первое задание работать к Коле — я сваркой прорезал отверстия в каких-то толстых чугунных тройниках, а затем в отверстия вваривал небольшие стальные патрубки. Начадил так, что мы не видели друг друга. Несколько дней потом меня преследовал запах того цеха, проникший во все поры моего тела. А лёгкие получили такой налёт сажи, что если бы ещё и курил, то давно крякнул в небытие. Сейчас вот думаю: где-то ведь установлены теперь эти тройники в подвалах надымских домов, сваренные мной на второй день после трудоустройства.
Следом за фадеевским цехом шёл большой цех вентиляционников. Здесь бригада из четырёх или пяти жестянщиков лепила из жести разных сортов короба вентиляционных систем, которые потом устанавливались в самых различных сооружениях. Короба делали квадратного и круглого сечения, большого и малого диаметра. Слесари что-то размечали, что-то гнули, резали специальными ножницами, делали какие-то отбортовки — всё это без лишних слов, под трескотню деревянных и железных молотков. Кроме всего прочего слесари умели делать из жести ведра, бочки, туеса под грибы, всевозможные ящички. Процесс изготовления этих изделий так и остался для меня загадкой.
С цехом жестянщиков у меня связано одно воспоминание. Однажды весной 1979 года мой брат Лев со своими друзьями-рыбаками надумал сделать лодку-водомёт. Простые двадцати и тридцатисильные моторы типа «Вихрей» и «Нептунов» их уже не устраивали. А водомёт — это двигатель от автомобиля «Москвич» в 60 лошадиных сил плюс водяная турбина, и всё это размещалось внутри дюралевой лодки. В обыкновенной лодке громоздкий двигатель с турбиной установить сложно: для пассажира и для другого груза места просто не оставалось. Тогда рационализаторов осенила идея — из двух обыкновенных дюралевых лодок сделать одну длинную. У первой лодки удалили заднюю стенку (транец), а вторую распилили посередине, поперёк, и заднюю половину приклепали к первой лодке. Все эти эксперименты с лодками производились в просторном цехе вентиляционников: здесь имелся необходимый инструмент, достаточно комфортная для работы температура, ну, и немаловажное значение имело то обстоятельство, что хозяином цеха являлся один из соавторов изделия — жестянщик Коля Данилов.
После того, как склепали лодку, установили двигатель и вмонтировали турбину в днище, сразу же из жести и мелких уголков сделали крышку, чтобы закрывать лодку, когда она будет оставаться на берегу одна. Крышку я увидел практически готовой, Лев попросил меня лишь помочь приварить к ней устройство для запора. Мне хотелось помочь брату и стать соучастником строительства «проекта века», даже польстило, что именно мне оказали честь принять участие в завершении строительства водомёта.
Дело происходило в воскресенье. Мы со Львом утром пришли в цех, там находились почти все жестянщики. Я протянул к лодке сварочный кабель и приготовился к сварке. Лев что-то приладил к крышке и показал мне, где надо варить. Только я чиркнул электродом по краю крышки, как раздался взрыв. Меня отбросило в сторону, я упал. Когда снял сварочную маску, увидел отброшенную в сторону от лодки крышку, пламя внутри лодки и Льва, растерявшегося и недоуменно взирающего на это безобразие. Мгновенно вокруг лодки собрались все присутствовавшие. Мужики песком быстро забили пламя и стали выяснять, в чём причина взрыва. Как оказалось, с какой-то трубки соскочил шланг, шедший от бензобака. Бензин оказался на дне лодки, испарения его и взорвались. Я перед сваркой чувствовал запах бензина, но не придал этому значения, подумал, что это «естественный фон» при строительстве лодки.
Лев и его приятели лодку всё же доделали и опробовали сначала на озере Янтарном, а потом перевезли на реку Надым и раза два ездили на рыбалку. Хоть и имело «судно» небольшую скорость, но на второй раз налетело на топляк, который угодил прямо в крыльчатку водомёта. Еле доплыли тогда рыбаки назад. Лодка долго стояла без дела, а когда Лев в 1987 году уехал с Севера жить на землю, то попросил знакомых ребят переслать ему туда турбину водомёта. Про лодку знаю, что мотор с неё продали, а её саму переделали — Данилов Коля отклепал удлинение, и на старое место поставил её родной транец.
Свободное копирование
