Глава 39
В сентябре 1960 года я пошёл в седьмой класс, Лёва в шестой, а сестра Наташа — в первый. Прошедшее лето, как обычно, было насыщено трудоёмкой работой: мы с Лёвой поливали огород, ездили на лодке за дровами. Летом добавилась ещё одна трудовая «повинность»: с этого года отец стал регулярно брать нас с собой на покос, который начинался с середины июля, научил пользоваться косой и мы втроём за несколько дней накашивали большой стог сена. Помню, мама давала нам сумку с едой, куда обычно клала варёные яйца, малосольные огурцы, помидоры, чай. После утомительного кошения травы наступал долгожданный перерыв и мы, выбрав место в тени под деревом, как голодные волчата набрасывались на содержимое сумки. Каким же прелестным оно было! Много лет прошло с тех времён, я уже почти забыл про невыносимый летний солнцепёк, про водяные мозоли, набитые косой, про раны на ногах от острых пеньков после скошенной травы, про нещадно жалящих слепней — а воспоминание о непритязательном банкете на свежем воздухе после тяжёлой работы сохранилось.
Не скрою, имелась у нас с Лёвой тайная зависть к двоюродным братьям — Юре, Саньке, Коле, у которых не существовало проблем, как у нас, ни с поливом огородов, ни с кошением сена, ни с дровами, и они почти всё лето беззаботно загорали на песчаном бережку.
К концу лета мама постоянно продавала на местном базаре помидоры, огурцы, а также цветы, которые стала выращивать. «Фирменными» цветами на нашем огороде считались георгины и гладиолусы — их и продавала. Но были цветы и для себя, это душистый горошек, чудно пахнущий днём, и маттиола — которая благоухала только ночью.
С наступлением осени мы с отцом нередко на весь день уезжали на лодке вверх по Иртышу и привозили много груздей, которые собирали в рощах, где рос осокорь, а по пути собирали шиповник. Дома грузди ссыпались во все имеющиеся ёмкости и заливались водой, чтобы из грибов вышла горечь. Держать грузди в воде рекомендовалось не менее двух суток, но, насколько помню, уже после суточной вымочки родители начинали их чистить и солить. Мы помогали тоже. Солёные груздочки с отварной картошкой — это очень вкусно. Вынутые из бочки грибы выглядели белыми, но на воздухе сразу начинали темнеть и становились тёмно-серыми, хотя вкуса не теряли. Я видел, как к весне бочка с грибами затягивалась толстым слоем плесени, но это совершенно не влияло на их вкусовые качества, кстати, как и у огурцов с помидорами.
При сборе шиповника тоже имелись некоторые нюансы. Наиболее полезными считались большие оранжевые и красные плоды. Но попадались кусты, у которых плоды выглядели мохнатыми, в мелких иголочках. Такие плоды отец называл «ит мурен», что в переводе с казахского означало «собачья морда», и собирать их не рекомендовал.
К слову, о «собачей морде». Казахи не едят налимов, считая, что эта усатая рыба питается всякой дрянью, как собака, и называли их «ит балык» — «собака-рыба».
*****
Когда я пришёл в класс, то узнал, что с этого года математику у нас будет вести не Герберт Викторович Моос, а другой учитель — Кастай Койшибаевич Койшибаев, казах с маленькими колючими глазками. Математику он знал неплохо, но придирался к ученикам по любому пустяку, а если урок был недостаточно хорошо выучен, то двойки ставил с явной радостью, злорадно усмехаясь. Мы его побаивались и недолюбливали. От мамы я случайно узнал, что между нашим отцом и Кастаем Койшибаевичем «пробежала когда-то чёрная кошка» — был какой-то давнишний и, похоже, неразрешённый спор. С математикой у меня и брата стали появляться серьёзные проблемы.
Свободное копирование
