Глава 36
Чёрные точки на голубом (Пёс Пират)
Однажды весной мы с братом нашли под лодкой на берегу реки маленького серого, с рыжеватым отливом, щенка. Как и всем мальчишкам, нам очень хотелось иметь четвероногого друга: почти в каждом дворе есть собака, а у нас всё не как у других.
Цуцик поначалу был спрятан в сарае у нашего приятеля, а через неделю всё-таки решили принести его домой, и спрятали в курятнике, который находился в землянке (это такой сарай, вырытый в земле). Мы мужественно готовились к неравному диалогу с отцом.
Через день отец обнаружил подвох. Не сдерживая негодования, подошёл к жене:
— Мать, ты видела? Надо немедленно унести, слышишь?
— Мальчишки большие уже, чего глумишься-то? — укорила она его.
Отец зашёл в землянку и решил поймать щенка сам, но тот забился в угол и испуганно крутил бусинками глаз. Из-за насестов рукой до щенка дотянуться трудно, поэтому наш родитель взял палку и стал доставать собачку с её помощью. Мы напряглись. От прикосновения грубого предмета пёсик нервно, с визгом, затявкал.
— Самовольщики, выпороть бы вас надо, — сердито проворчал отец, отшвырнул в сторону палку и, ничего не сказав, ушёл.
Щенок остался, мы назвали его Пиратом. Идём на рыбалку — он за нами преданно ковыляет, идём купаться — семенит по песчаному бережку, оставляя цепочку маленьких следов. За лето подрос, привязался к нам, и мы полюбили весёлого доверчивого пёсика. Пират постоянно провожал нас до школы, а когда наступила зима, охотно бегал за нами, когда мы с отцом ходили в лес за дровами.
В то памятное зимнее утро отец поднял нас с рассветом, чтобы пораньше вернуться с дровами. На улице от свежего морозного воздуха перехватывало дух; из сарайчика доносилось лязганье ручки подойника — мама готовилась доить корову.
Бодрясь, мы вышли со двора, под ногами сухо поскрипывал снег. Пират весело бежал рядом, изредка описывая круги по свежему снегу и обнюхивая бугорки. Вскоре мы оказались у того места, где всегда брали сушняк. Лес встретил нас умиротворяющей тишиной. На макушках деревьев дремало предрассветное синее небо. Отец привычно начал вырубать кусты сухостоя. Мы с братом поочерёдно небольшими охапками носили дрова к саням.
Пират сновал между кустов, что-то грёб лапами, фыркал, потом стал крутиться возле куста, где рубил отец и неожиданно подсунулся сзади у его ног. Не успел отец удержать топор — лезвие молнией чиркнуло по собачьей морде. Пират дико взвыл, кровь, как показалось мне, чёрными точками брызнула на голубой снег. Мгновенно оценив ситуацию, отец принял решение: размахнулся и обухом ударил по собаке, добив её, чтобы не мучилась.
Оцепенев от ужаса, я не мог сообразить, что же произошло? Рядом стоял перепуганный брат. Мы молча плакали. Отец, бывший фронтовик, и сам, похоже, ничего не успел осознать, бледный, растерянно отошёл от куста и начал торопливо увязывать дрова на санках. Подойти к месту, где остался лежать врытый в снег Пират, отец нам не разрешил. Да мы, подростки, и сами на это, наверно, не решились бы — боясь увидеть покалеченное мёртвое тело только что бегавшего живого любимого существа. Угрюмые и подавленные, втроём, без Пирата, возвращались домой. Не знаю, как брат, но я чувствовал себя паршивым предателем...
Мама сразу заметила что-то неладное, когда увидела нас, а узнав, в чём дело, всплеснула руками и стала успокаивать:
— Лето наступит — возьмём другого щенка.
— Такого больше не найдём, — скорбели мы. Назавтра решили пойти и похоронить собачку.
Под вечер мама вышла управляться по хозяйству.
— Ой, детки, — вдруг испуганно вскрикнула она, — идите-ка скорей сюда.
Мы бросилась на улицу. У дверей сарая лежал Пират. Живой! Вид у него был жуткий: шерсть в снегу, кончик носа разрублен.
Разместили мы его в кухне, у порога. Он лежал недвижимо, тяжело дышал, изредка поднимал голову, из полуоткрытых глаз исходила грусть. Мы не отходили от его лежанки, подсовывали чашечку с молоком, давали варёное мясо. То, что раньше он молниеносно проглатывал, теперь даже не нюхал.
Утром отец сходил за знакомым ветеринаром, который долго осматривал Пирата, щупал лапы, позвоночник, рёбра.
— Заживёт, как на собаке, — сделал заключение коновал.
Несколько дней боролся Пират за свою жизнь и через неделю уже весело вышагивал по двору. Правда, как только мы начинали собираться в лес за дровами он, увидев топор, сразу опускал голову и отходил в сторону. Мы уходили, а он, не шелохнувшись, долго провожал нас взглядом.
Уже ближе к весне наш питомец не устоял и преодолел барьер недоверия. Но я заметил: прежде чем войти в лес, он останавливался и долго всматривался вперёд, втягивая носом морозный воздух — видимо, настраивал себя на волну, исключающую беспечность, причинившую ему неслыханную боль.
Прожил Пират у нас после этого года два и погиб, случайно попав под машину. Видимо, не судьба. После этого собак мы больше не держали.
Много лет спустя, когда мы все стали жить отдельно, мама, оставшись в домике одна, раза три или четыре заводила собак — и больших и маленьких — и у всех был трагический конец: одну украли на шапку, вторую бродяги спёрли на мясо, с третьей и четвёртой тоже что-то случилось.