Бакена. Моё детство - 36

Глава 32

 В один из летних дней этого же, 1957 года, у нас в гостях оказался брат отца Пётр. После окончания речного училища его определили помощником штурмана на одну из самоходных барж, которая плавала не только по Иртышу, но доходила до Тобола, Ишима, Конды. В этот раз дядя Петя привёз на своей самоходке из Сибири для нас две прелестные ёлочки, которые мы с братом тут же привезли на тележке в наш огород и, выкопав ямки в дальнем углу, посадили. Высота их достигала не более полуметра, одна уродилась с одним стволом, а вторая — с двумя,— такое странное хвойное деревце.

 Должен сказать, что настоящие ёлки мы никогда не видели — хвойные деревья в пойме Иртыша в нашей местности не росли. Года два наши питомцы не подавали никаких признаков жизни, но и не засыхали. Наконец, на третий год у ёлок на концах веточек появились маленькие зелёные метёлочки. Через десять лет оба деревца имели рост более полутора метров.

 Рассказывая о елях, добавлю, что однажды под новый год какой-то злоумышленник залез в мамин огород и срубил одну ёлочку с того ствола, что был двойным. Похоже, грабитель был «порядочный» — всю ёлку рубить не стал, но мама всё равно прилично расстроилась.

 За сорок пять лет ёлки сильно разрослись: высота у них стала более пятнадцати метров — таких в Ермаке больше ни у кого не было. Мама рассказывала, что однажды к ней приходили представители властей города и предлагали неплохую квартиру в обмен за две ели, которые намеревались посадить у исполкома. Мама не согласилась.

 Приезжая к маме в отпуск, таксисту на вокзале вместо адреса мы обычно говорили:

 — К берегу, туда, где две большие ёлки.

 И нас безошибочно везли. Две высокие ели стоят там и поныне.

*****

 Тем же летом, когда дядя Петя привёз нам ёлочки, в гости к отцу из Намангана приезжал его фронтовой товарищ, узбек по национальности, которого звали Каримом. В качестве гостинцев он привёз кураги, изюму, больших сочных яблок, а родителям, кроме этого, подарил довольно дефицитный в то время столовый набор ложек, вилок и ножей, изготовленных из нержавеющей стали. Этим набором наша семья пользовалась всю жизнь.

 Приезд тёмноволосого дяди мне запомнился не только его лакомствами и подарком, но и одной странностью. Вечером, укладываясь спать, мы все (и гость тоже) укрылись лишь лёгкими простынками, потому что лето выдалось жарким, и от ночной духоты не было никакого спасу.

 Среди ночи я проснулся из-за того, что в темноте услышал зычный голос Карима, который окликал отца:

 — Николай! Николай!

 Отец проснулся не сразу.

 — Ты чего, Карим?— встревожившись, спросил он.

 — Николай, дай одеяло, а то я замёрз.

 Отец нашёл одеяло, укрыл им своего однополчанина, а я долго не мог уснуть, снедаемый мыслью: как это можно замёрзнуть в такой духоте? И что стало бы здесь с этим южным товарищем, явись он к нам в гости зимой?

*****

 Несколько слов хочу сказать о дяде Пете. С детства, как говорили, он был «вертоголовым». Однажды Пётр вместе с Иваном что-то натворили, и чтобы их наказать, за ними с палкой в руке погналась их мать Ульяна. Те бросились удирать. Пётр неожиданно споткнулся, упал и напоролся нижней частью лица на осколок бутылочного стекла.

 Когда смыли кровь, то увидели на подбородке сильный порез, край которого отвисал. В больницу не поехали — сами смазали рану йодом и перебинтовали. Когда рана зажила, то посередине подбородка оказался заметно выступающий нарост, который как метка, остался навсегда.

 Вся жизнь дяди Пети проходила на реке. Среди родных он был единственным человеком, кто изрядно выпивал, чем и объясняется его несложившаяся жизнь. Когда я уже начал ходить в школу, дядя частенько посылал меня за водкой, которую называл «араком» и «белоголовой». По-казахски «арак» — водка, а «белоголовой» он её называл потому, что пробка у бутылки была из твёрдой картонки, залитая сверху белым сургучом.

 Из-за своего пристрастия дядя Петя, похоже, имел постоянные неприятности на работе. Работал он, как я уже говорил, штурманом на больших речных судах. Я нередко видел его праздно отдыхающим на «острове» в летнее время, в навигацию.

 Женился дядя Петя поздно, лет в тридцать. Взял полнотелую женщину Ирину Ампилогову. У них росла дочь Анна. Была ли это родная его дочь или взял Ирину с ребёнком, я до сих пор не знаю. Потом был разговор, что жена Ирина умерла, а дочь уехала в город, откуда была родом её мать — в Курск или Поныри — и там воспитывалась бабушкой. Дядя Петя плавал где-то по сибирским рекам, последнее время жил в Урае (это в Тюменской области), и никто не знает, где он теперь, но говорили, что уже умер.