* * *
К утру в райотделе милиции собрали троих, как я. Троих, потерявших в эту ночь: родителей, дом, друзей... Троих, не потому, что за ночь было три ареста в районе. Просто, другие дети были либо младенцы, либо подростки и пошли в тюрьму с родителями. Утром два милиционера везут нас в пригородном поезде, посадив в угол вагона - чтобы мы не сбежали.
Никто из нас бежать не собирается. Нам все равно: куда везут, зачем? Какая-то бессмыслица, вяло булькает в соображалках и мы молчим. Несколько раз вспоминаю: надо галстук снять, -- и тут же забываю про то. Внешне мы спокойны. Как бы, усталые от бессонной ночи. Но спать не хочется. Боль в горле осталась, а комок перекочевал в живот. От этого тошнит. На себя я смотрю со стороны и раздваиваюсь: мысли - сами по себе, тело - отдельно.
Читал я у Жюля Верна о том, что небольшое землетрясение страшнее, чем большой шторм на море. Потому, что противоестественно, когда качается не водяная зыбь, а земная твердь. Твердь, а... качается!? В эту ночь под каждым из нас троих закачалась твердь наших твердых убеждений. Вместе с домом и родителями, мы потеряли непоколебимую веру в Советскую страну, в Сталина! Дрогнула твердь, готовая рухнуть. Оказалось, -- нет тверди! - страна, как нужник, подмороженный: под хрупкой корочкой вранья - мерзкая жижа "советской действительности"!
Свободное копирование
