Пробыл я в Наровчате до октября — всего семь месяцев. И на своем маленьком фронте за этот короткий период времени добился, помимо упомянутого, организации клинической лаборатории, расширения каталога медикаментов вплоть до титрованных препаратов листьев наперстянки, увеличения штата врачей больницы и санитаров. Я связался со Всероссийским обществом по борьбе с сифилисом и получил одобрение на открытие специального отделения. Уже вернувшись в Москву к работе в клинике, я получил от Наровчатского земства приглашение приехать на сессию земского собрания и выступить с докладом по медико-санитарной организации в городе и уезде. И я поехал и доклад сделал, и до сих пор удивляюсь своей тогдашней смелости.
Чтобы закончить рабочую сторону моего пребывания в Наровчате, расскажу два случая. В конце Пасхальной недели вызвали меня в деревню на тяжелое маточное кровотечение. Дело это было не мое, но ехать, кроме меня, было некому. Взял я с собой опытную фельдшерицу с Рождественских курсов, вдовую попадью Анну Гавриловну Миролюбову.
Подъезжаем к избе. Улица полна народу, а в избе от дверей до кровати узенький проход. Все набито женщинами. Попросили их выйти. Посмотрели больную. Анна Гавриловна поставила диагноз «предлежание последа». Требовалось немедленно вызвать роды. Потребовали доставить больную в больницу. Муж вначале отказал, потом согласился. Выхожу из избы. Разговорился с окружающими, пошутил с ними, а они мне и говорят потом, освоившись: «А мы про тебя так думали: "Смерть идет"». Больная была выписана поток здоровой.
Второй случай — тройка от местных «спичечных» богачей Лошкаревых. Больна молодая хозяйка, больна тяжело. Еду. Весь дом на голове. На крыльце встречают старики. Проводят в парадные комнаты. Из всех дверей и щелей выглядывают домочадцы и дети. Спрашиваю, где же больная. Мнутся, говорят, приведем сюда. Температура — сорок градусов. Не позволив, потребовал провести к больной и нашел ее в какой-то темной «боковушке» на громадной постели, к которой и не доберешься, вшивую и грязную. Осмотрел. Гнойное воспаление околоушных желез. Потребовал немедленно везти в больницу и там оставить. Ни за что! Это позор на весь славный Лошкаревский род. «Возьми какие хочешь деньги, лошадей будем подавать каждый день, только не позорь и не увози». Отказался наотрез. Припугнул смертью. Умышленно никаких уговоров и никаких лишних слов. Сурово. Повезли! На удивление всей округи. Больная выздоровела.
Я привел эти случаи для показа переживаний молодого врача, которому жизнь «закаляла характер», и таких случаев было в то время немало. После мне уже не приходилось работать без хирурга и гинеколога, да я и не стал бы, а тогда молодая смелость «города брала».
Пережив по приезде день-два у вдовы, я переехал на хлеба к уездному земскому агроному. Он жил в своем доме с большим садом, только что овдовел, скучал и грустил. Взял он с меня 25 рублей в месяц — и за квартиру, и за полный пансион. И было мне у него и спокойно и тихо, и сытно. Но грусть вдовца не долго терзала сердце хозяина. Поехав по делам в Пензу на Святой неделе больным и стонущим, он приехал оттуда с молодой женой омолодившимся. Мне наблюдать это запоздавшее счастье не хотелось, и я снял отдельную квартиру в три комнаты с террасой в саду в центре города, опять-таки за какие-то гроши.
Свободное копирование
