Но… и в Наровчате жили люди, а людям был нужен врач. А его как раз в это время не было в больнице. Я соскучился о самостоятельной большой работе. В клинике хорошо разрешать ряд назревших вопросов, получить уверенность в своих действиях, но сидеть на трех-пяти больных скоро становится скучновато. И потому, когда прошла молва о московском докторе, и доктор увидел в первый базарный день у больницы сотни саней с поднятыми-оглоблями и жующими у рептухов лошадьми, доктор не испугался. Конечно, принять триста человек одному было невозможно. Но суметь разобраться в приеме и отобрать тяжелые случаи от легких, было нужно. Пропускал всю массу больных мимо себя в кабинете с двумя фельдшерами, которые писали рецепты и направляли больных в перевязочную. Случаи неясные и случаи тяжелые я задерживал и разбирался в них несколько после, или клал их в больницу.
После первых же дней работы мне стало ясно, какое страшное распространение сифилиса, главным образом бытового, имеется в населении, и какое значение имеет это наблюдение в определении ряда хронических заболеваний. Надо сказать, что успех врача на первых порах на новом месте определяется надолго его первыми шагами. Особенно учитывают это хирурги и бывают осторожны в выборе первых операций. Мои первые шаги в работе были счастливы. И этого было достаточно, чтобы вера во врача, ждущая, кстати, всегда своего приложения, нашла свой объект. Я скоро и прочно завоевал авторитет, а впрочем, это было и не трудно. Помимо меня в городе тогда был еще один врач — «уездный». Но он, будучи не старым и не глупым, сильно пил. Приехавшие уже при мне потом врачи: хирург и женщина-врач без специальности, — не могли завоевать положения, первый — по ряду несчастных случаев, происшедших у него в операционной, вторая — по отсутствию такта и знаний.
Словом, спрос на меня рос с каждым днем. Город и уезд обрушились на меня лавиной своих обращений. Удовлетворял я немногих. Остальных приучил обращаться в поликлинику при больнице и не бояться самой больницы. Для этого, в свою очередь, нужно было, чтобы больница не пугала больных. Пользуясь расположением председателя управы С.И.Колпашникова, я добился капитального ремонта больницы, неплохого двухэтажного каменного здания, но нелепо распланированного и запущенного. Персонал больницы был неплохой: и работящий, и знающий. Фельдшера с меньшей культурой, чем фельдшерицы. Ладить с ними всеми было не трудно, хотя провинциальная амбициозность и давала себя по временам знать.
Труднее было с санитарками, или как их звали там, «хожалка-ми». Получали они что-то 3–4 рубля в месяц жалования. Все были неграмотными и считали свою работу если не «позорной», то зазорной. Конечно, это были простые деревенские женщины, выкинутые из деревни нуждою, большею частью бобылки, вдовы, разводки, не имеющие никакого представления ни о санитарии, ни об уходе за больными, ни просто о больничных порядках.
Прихожу я как-то ранним утром в больницу, когда меня не ждали, и застаю большое оживление. Во всех палатах и коридорах посторонний народ, разговоры, еда. Оказалось, что это был день поминовения усопших и в больницу понесли не родственники, а просто православные, поминальную еду: блины, пироги, кутью и кормили ею всех, и все ели, в том числе, конечно, и вся больничная прислуга. Такое явление в этот день было и в тюрьме.
Подобных сюрпризов и курьезов было немало. Нужна была колоссальная воспитательная работа. Я начал ее с того, что добился увеличения содержания хожалкам до 6 рублей в месяц. Одел всех в больничные платья и халаты. Поднял их престиж в собственных глазах и в глазах населения. И постепенно, повседневной работой, требованиями и наставлениями выковывал «больничную няню».
Надо отметить одно во всей обстановке работы — это чрезвычайную податливость всех на все новое, лучшее, свежее. Беда была не в общих условиях, а в отсутствии культурных людей, желающих и умеющих работать. Беда была в самих культурных людях, которые не ехали в глушь, а приехав, спивались или опускались, обвиняя при этом обстоятельства, обстановку, а не себя.
Свободное копирование
