Было бы, однако, крупнейшей ошибкой считать, что в украинских, в частности, в Лубенских селах, была налицо то же ясность и четкость сознания своих интересов, которая существует у западноевропейских крестьян. Это относится, как к "беднякам", так и к "кулакам" -- к последним, пожалуй, еще в большей степени, чем к первым.
Летом 1924 года мне пришлось работать в Южной Чехии, недалеко от Табора, у крестьянина -- собственника 40 мер, Он побывал в русском плену, видел революцию и больше всего удивлялся "глупости" русских зажиточных мужиков совершенно, по его мнению, не понимавших, что их интересы совпадают с помещичьими.
-- Я голосую вместе с нашими помещиками и всегда так буду голосовать. Ну, у меня мало, у них много, но начнись революция -- всех ограбят, и князя Шварценберга, и меня. -- На Полтавщине в 1918 году классовое самосознание у зажиточных крестьян только начинало пробуждаться. О ясности и четкости не приходится, конечно, и говорить. Лубенский уезд еще шел до некоторой степени впереди остальных, благодаря наличию энергичных организаторов (инженер С. Шемет и др.). В Константиноградском на выборах в Учредительное собрание хуторян, владелец 300 десятин земли -- в Полтавской губернии к началу Великой Войны такое имение стоило 250--300 тысяч золотых рублей, голосовал за социалистов-революционеров. Офицер -- односельчанин спрашивает, чего ради он это делает.
-- Социалисты-революционеры за землю и волю, Мне кроме земли и воли больше ничего не нужно.
По правде сказать, от этого ответа до знаменитого и, кажется, не анекдотического "Ура, Константин, ура, конституция!" не так уж далеко. В том же Константиноградском селе самые настоящие пролетарии -- сельскохозяйственные рабочие голосовали за список весьма по существу буржуазного союза хлеборобов-собственников. Опять тот же вопрос отпускного офицера -- почему.
-- А мы кто такие? Мы хлеборобы -- за своих и голосуем. Не за панов же нам листки подавать.
-- Какие мы граждане? Это жиды -- граждане. Мы крестьяне.
Большевики, как показали позднейшие события, ясно понимали, что зажиточное крестьянство может стать опасным врагом. Однако сами богатые селяне, по-моему, очень плохо представляли себе, чем грозит им успех большепизма. Наряду с проблесками здоровой политической мысли часто чувствовалась атавистическая общекрестьянская вражда к барину. Мне нередко казалось, что в глубине души все почти неинтеллигентные крестьяне -- и богатые, и бедные -- хотят одного и того же. По возможности но платить налогов, но давать солдат -- вообще как-нибудь отделаться от государства, придуманного в своих интересах "господами" в широком смысле слова - всеми, кто носит европейское платье и живет не физическим трудом. В этом отношении было бы чрезвычайно интересно исследовать махновское движение, этот типичный пример крестьянского анархизма. Должен признаться, что в отдельных случаях мне приходилось наблюдать по существу столь же антигосударственные настроения и среди высококультурных чешских крестьян. Должно быть, корни крестьянского бунтарства лежат глубже, чем это кажется на первый взгляд.
Однако несмотря на всю расплывчатость крестьянских политических настроений, была все же заметная разница в настроениях тех категорий, которые большевики обозначили впоследствии названиями "бедняков", "середняков" и "кулаков". О большевицких устремлениях первой из этих групп я уже говорил. В этом отношении мои личные впечатления вполне совпадают с теми многочисленными и интересными наблюдениями, которые приведены в "Воспоминаниях" Петрова Автор местами совершенно забывает об официальной концепции русско-украинской войны и подробно рассказывает о том, как одна часть украинского населения ожесточенно боролась с другой.
Я не разделяю марксистского положения, согласно которому бытие определяет сознание. Надо, однако, сознаться, что на низших стадиях культуры "сознание" определяется все-таки по преимуществу "бытием". Во время гражданской войны на юге России бедняки-гимназисты, дети мелких чиновников, а нередко и рабочих, все почти шли в Добровольческую армию. Наоборот, бедное село почти всегда значило в то же самое время большевицкое село. Если поблизости от него было крупное имение, большевицкие настроения, как общее правило, еще усиливались.
Свободное копирование
