Двадцать шестого марта, выйдя, как обычно, поутру на берег, я сразу почувствовал, что большевики отступают. Вдали перестреливались бронепоезда, виднелись какие-то колонны, но общая обстановка явно изменилась. Фронт сильно подвинулся на восток, Рассказывали, что германская конница идет красным в тыл. Еще дня через три от раненых стало известно, что гордиенковцы уже в Хороле. До Лубен доносился по временам отдаленный гул артиллерийской стрельбы. На базаре, правда, шли толки на тему -- пришли паны и привели с собой немцев... -- но разговорами пока дело и ограничивалось. Демобилизованные солдаты сразу присмирели. На них очень подействовал вид прошедших германских дивизий и появившиеся повсюду часовые в стальных касках со штыками-кинжалами.
... у меня проходит послефронтовая апатия, к германцам за неделю привык. Сложнее было с украинцами. Хотелось драться, хотя бы и в украинских войсках, но при условии, что Украина -- это "не всерьез" и, во всяком случае, не навсегда. Появилась даже мысль, что чем больше будет под украинским флагом "просто русских", тем лучше. Больше уверенности, что желто-голубое знамя не навсегда. Близкие меня не удерживали, -- даже советовали не откладывать поступления.
-- Все равно ведь запишешься, так лучше поступай сразу в конно-горную... Там, по крайней мере, офицеры твоего училища.
Решил съездить представиться инспектору артиллерии. Штаб дивизии стоял уже на станции Ромодан. Надел шашку с анненским темляком, привинтил к кителю снятый при большевиках значок Михайловского училища, золотой александровский орел с пушками. Являться по начальству, так по-настоящему. Без погон, правда, как-то глупо, но погон никто не надевал. У украинцев не положено. Приехал на вокзал. Пассажирские поезда еще не ходят. Близко фронт. Одни германские эшелоны. Как раз должен ехать в Ромодан штаб их дивизии. Я решил рискнуть. Люди вежливые -- в крайнем случае не разрешат и все. Вошел в вагон второго класса. Часовой у входа пропустил, ничего не спросив. Навстречу мне шел пожилой офицер в фуражке с красным околышем. Я взял под козырек. Офицер ответил на приветствие и спросил на довольно сносном русском языке, кто я такой и что мне нужно. Выслушал и стал очень любезным:
- О да, ви, конечно, можете ехать наш эшелон.
Повел меня в купе, познакомил с двумя лейтенантами. Всю дорогу до Ромодана говорили о вещах, не имевших прямого отношения к войне. Лейтенанты очень интересовались тем, что такое, собственно говоря, Украина. О только что кончившейся войне ни слова. У меня осталось отличное впечатление от корректности немцев. Впоследствии оно еще больше усилилось. Никакого намека на надменность. Всячески старались не показывать, что они победители. Разговор коллег по профессии, хотя бы временной. Я потом твердо усвоил такой стиль при моих многочисленных встречах с германскими офицерами. На станции Ромодан вышел из этого предельно корректного вагона и сразу попал в обстановку значительно менее корректную. Инспектор артиллерии -- старый, полуседой капитан с шевченковскими усами (не помню его фамилии), правда, принял меня очень радушно. Говорили по-русски. Посоветовал поговорить прямо с офицерами конно-горной батареи полковника Алмазова, в которую я и хотел поступить (на запасном пути стояло несколько вагонов батареи -- если память не обманывает, хозяйственная часть).
"На перроне встретился со своим товарищем по Финляндскому горному дивизиону, капитаном К. Он, оказалось, был старшим офицером у Алмазова. Поздоровались и... о ужас! Обнаружилось, что за те два-три месяца, что мы не виделись, капитан совершенно разучился говорить по-русски. На все мои вопросы отвечал по-украински. Узнаю, что в батарее служат только "щирые украинцы" и что мое положение будет трудным, раз я не умею говорить. Потом все-таки перешел на русский. Не то чтобы он был против моего поступления. Вовсе нет. Берется меня рекомендовать, но считает необходимым предупредить... На военном жаргоне для разговоров такого характера существует весьма точное определение: "встретить мордой об стол". Вошли в вагон третьего класса, в котором помещалось пополнение. Все молодые крестьянские парни. Густой запах крестьянских полушубков и махорки, но довольно чисто. Речь только украинская. Интеллигентных людей, кажется, совсем нет. Все совсем по-иному, чем тогда на позиции около "Видов". На прощание капитан смягчился -- начал меня звать в батарею. Я сказал, что подумаю. Еще одно предупреждение -- очень настойчивое. Пока я не состою в "войске", нельзя носить шашки. Очень рекомендует мне не ездить -- "хлопцы" отберут и вообще может выйти неприятность.
Обратно я, в качестве русского офицера-артиллериста, опять ехал в любезном германском вагоне. Обдумывал впечатления. Собственно решение у меня сложилось сразу и можно его было формулировать с военной краткостью двумя словами. -- К черту...
Правда, я чувствовал, что со "щиростью" что-то не так, но в конце концов старший офицер батареи лучше меня знает, что там делается... Служить в качестве простого казака, на равных основаниях с "хлопцами", я заранее был согласен. Но рисковать жизнью в среде людей, которые будут мне тыкать в нос моим незнанием украинского языка -- благодарю покорно...
Дома приводили в порядок мое белье. Я объявил, что никуда не записываюсь. Требуются "щирые".
Приходится повторять азбучную истину -- огромную роль в жизни играет случай. Особенно в такое время, когда все прочное, определенное, привычное развалилось и человеку как-то надо вновь найти себя.
В 1920 году в Офицерской артиллерийской школе в Севастополе я проходил курс вместе в двумя молодыми офицерами-михайловцами, проделавшими весь украинский поход в конно-горной батарее Алмазова. Начали вспоминать те времена. Я рассказал им о своих первых, очень хороших впечатлениях от батареи и о том, как разговор с К. отпугнул меня от поступления. Те только улыбнулись.
-- К. просто ломался. У него это бывало, а вы приняли всерьез. Какая там щирость... Самая обыкновенная добровольческая батарея. Понятно, говорили между собой по-русски. К. то же самое... Ну, наши хлопцы, разумеется, балакали, так ведь они всегда балакали. Никому же это не мешало... А жаль, что вы не поступили -- интересный был поход.
Свободное копирование
