Начинается первый свободный, не большевицкий вечер. Орудия на ночь остаются на всякий случай на позиции. "Гайдамаки" зажгли костры. Днем солнце пригревало, а вечер холодный. Толпа долго не расходится. Разговоры, разговоры. Кое-кто по-украински, большинство по-русски. Пока были большевики, в Лубнах боялись говорить о близких, которые там, у украинцев. Теперь больше скрывать не надо. "Я и не знал, что столько лубенцев "ушли в гайдамаки". Совсем точно двести-триста лет тому назад, когда отправлялись в долгие походы казаки-запорожцы, Потом появлялись на горизонте облака пыли, выступали на улицы трепещущие от страха и радости казачки, встречали победителей, со слезами целовали их загорелые, обветренные лица..."
В тот вечер 18 марта восемнадцатого года на берегу Сулы при свете костров среди молодежи, только что прошедшей шестьдесят верст с боем, очень и очень чувствовалась история.
Боев под Лубной с чисто военной стороны я описывать не буду, так как они довольно подробно и, насколько я могу судить, более или менее беспристрастно изложены во втором томе воспоминаний полковника (генерала украинской службы) Петрова. В дальнейшем изложении отмечу лишь несколько мелких фактических неточностей, которые бросились мне в глаза как артиллерийскому офицеру.
Конечно, другие наблюдатели, и особенно участники описываемых событий, вероятно, смогут внести еще ряд поправок в интересные записки командира украинской конницы. Зато ни в какой мере я не могу согласиться с идеологической частью работы Петрова, к которой мне еще не раз придется возвращаться, говоря о Лубнах. Литература, относящаяся к событиям на Украине в 1918 году, пока еще очень бедна, особенно поскольку речь идет о провинции. Думаю, поэтому, что сравнение двух пониманий одних и тех же событий может быть небезынтересно.
Полковник Петров излагает их как украинец-самостийник. Я пишу о них как русский офицер, одно время состоявший на украинской службе. Считаю при этом необходимым подчеркнуть еще раз, что, относясь совершенно непримиримо к идее украинской самостийности, я ни прежде, ни теперь ничего не имел и не имею против Украины как одной из самоуправляющихся областей единого Российского Государства. Для меня Украина то, что французы называют "petita patrie". Я до известной степени кровно с ней связан -- предки со стороны отца были в XVII столетии помещиками Липовецкого уезда Киевской губернии. При Петре Великом один из них принял духовное звание и поселился на севере. Родился я в Олонецкой губернии, но вырос в Каменец-Подольске. Думаю поэтому, что у меня не меньше морального права говорить об Украине, чем у Всеволода Петрова (кстати сказать, великоросса по отцу и шведа по матери), окончившего, правда, Киевский кадетский корпус.