Зато третья группа была чисто политической.
"Те, которые затихли в первые дни войны, оглушенные и подавленные, потом снова заговорили или пытались заговорить. Говорить было трудно, не слушали и не хотели слушать. Тщетно бросались в главном коридоре прокламации с призывом "Прекратить истребительскую войну, затеянную капиталистическими правительствами" и вспомнить о главном и единственном враге -- русском царизме. Тщетно серые листки прокламаций напоминали о "традициях студенчества". Одно из воззваний, начавшееся комической фразой: "Товарищи, нам плюют в тарелку!" -- и не помню уж о чем там говорилось -- доставило студентам несколько веселых минут. Решено было уничтожить листки. Их сорвали со стен и торжественно водрузили в надлежащем месте в качестве туалетной бумаги".
"В университете особенно резких столкновений не было. Все ограничивалось периодическим уничтожением и дружным свистом в тех случаях, когда крайняя левая пыталась говорить "против войны". В одном из специальных институтов, кажется в Политехническом, в конце концов произошел крупный скандал. Протестантов, как уверяли очевидцы, спустили с лестницы и одному из них повредили почки".
"В один прекрасный день в газетах появился Высочайший приказ о мобилизации студентов. Он касался лишь младших курсов и был проведен в жизнь гораздо позже. Но в то утро немедленное зачисление в армию казалось большинству почти свершившимся фактом.
Университетский коридор гудел. Открыли белый актовый зал. Студентов набилось столько, что ректор профессор Гримм, не без труда добрался до кафедры. Бурная, восторженная манифестация. Первый и последний раз я слышал "Боже Царя Храни" в университете".
Впечатление было такое, что поет вся зала. Я посмотрел на ближайших соседей. Большинство поет, немногие молчат и наблюдают. Не то удивление, не то огорчение. Послышалось несколько свистков, но гимн зазвучал еще громче. Потом бесконечное "ура". К кафедре продираются недовольные. Видно по лицам. Один держит в руках лист бумаги. Пробует читать.
-- Товарищи, мы протестуем...
-- Довольно!
-- Долой!
-- Доло-ой! Вон! -- Свист, топот, рев. Оратор машет рукой, кричит, как можно громко:
-- Товарищи, дайте высказаться,,.
-- Не дадим! Довольно! Долой!
-- Боже Царя Храни...
Несколько человек уходят в боковой выход. Я вернулся в лабораторию кончать прерванную работу и не видел того, что было дальше. Думал, что сходка кончается.
"Накопившиеся чувства искали выхода. Взяли трехцветные флаги, портрет Государя и густой толпой двинулись к Зимнему Дворцу. Через несколько дней на Невском в витрине одной из фотографий появились снимки, собиравшие много публики. Было на что посмотреть. Коленопреклоненная толпа черных пальто перед громадой Дворца. Над студенческой толпой национальные флаги.
В университете говорили о том, что манифестацию перед дворцом устроила кучка академистов, не имевшая право действовать от имени студенчества. Опять были разбросаны прокламации относительно "измены традициям". Я не был на площади, но, судя по фотографиям, толпа была настолько велика, что академисты могли составить лишь малую часть, даже при условии, что они мобилизовали все свои силы.
Впечатление от манифестации студентов получилось огромное, несмотря на то, что, вообще говоря, прочие манифестации успели к этому времени порядком надоесть".
Если можно было еще спорить о том, могут ли вставшие на колени перед дворцом считаться выразителями взглядов большинства студентов, то относительно собрания в актовом зале двух мнений быть уе могло. Там пела "Боже Царя Храни" и кричала "ура" студенческая масса, готовая по призыву верховной власти идти в ряды армии и защищать родину*.
*В Киевском университете студенты устроили овацию офицеру Генерального Штаба, присланному прочесть приказ о призыве, и тоже спели гимн.
"... П. Н. Милюков писал в "Речи" (сейчас не помню заглавия статьи), что немцы потерпели двойное поражение -- на полях Польши (речь шла о втором наступлении на Варшаву) и на улицах Петрограда. И если студенты вели себя не "как полагается", то необычна была и другая картина -- офицеры Главного штаба открыли окна своего громадного здания и приветствовали недавних "врагов внутренних". Хорошие были дни..."
В 1908 году студент Вадим Левченко писал в "Русской Мысли" (процитировано по статье А. С. Изгоева в сборнике "Вехи"): "Равнодушие к вопросам национальной чести, узко себялюбивое понимание принципа свободы... -- вот те наиболее характерные черты, которые восприняты русской учащейся молодежью из среды породившей ее интеллигенции".
От 1908 до 1914 всего шесть лет, но вряд ли кто скажет о большинстве студентов эпохи Великой Войны, что им были чужды вопросы национальной чести.
Свободное копирование
