Трещали сучья в костре. Густо стелился дождик. Воздух был спёртый и противный до того, что голова кружилась. Кругом виднелись кряхтящие скорченные фигуры, и слышались сердитые солдатские шутки:
- Но-но! Не чепай руками!..
В голове у меня вертелась, кажется, чеховская фраза: «Жизнь идёт все вперёд и вперёд, культура делает громадные успехи на наших глазах, и скоро настанет время, когда Ротшильду покажутся абсурдом его подвалы с золотом...»
Милая русская маниловщина, милые русские мечтатели! Обнесённые высокими стенами красивых фраз и рифмованных строчек, что знаете вы о жизни, о мужике, о бородатых солдатах и очаровательных бритых полковниках?..
Как-то совсем неожиданно на глаза мне попался клочок газетной бумаги. Чувство брезгливости боролось во мне с нахлынувшим любопытством; я не видал уже газеты около трёх недель и колебался недолго. В этом обрывке «Нового времени», которое я узнал по шрифту, я прочитал о смерти штабс-капитана Нестерова. Было подробно описано его столкновение в воздухе с австрийским лётчиком, завершившееся гибелью обоих пилотов. Сообщение было несколько раз перечитано вслух, и все заговорили о Нестерове.
- Таких днём с огнём поискать, - сказал командир, - а у нас зря погиб, безо всякой пользы...
- Почему же русские люди идут зря на погибель? - с раздражением спросил Кузнецов.
- Очень просто, - с обычной язвительной запальчивостью ответил Базунов. - Вы знаете, для чего русскому человеку грамотность?.. Чтобы вывески на кабаках да на трактирах читать. Только! Это Гоголь выдумал про Петрушку, будто ему самый процесс чтения нравится. Никогда он, подлец, в книжку не заглядывает и ничем, кроме трактирных вывесок, не интересуется. Такая вот грамотность держится у нас от мужика до самого высшего начальства. Везде у нас - только вывеску подавай, а на все остальное наплевать... Вы вот думаете, что России больницы да школы нужны, да всякие свободы, а я вам говорю: кабак ей нужен; и пускай вся земля провалится, лишь бы кабак цел остался...
- Подобные милые вещи говорят обыкновенно, когда хотят своё равнодушие и свою собственную лень оправдать, - вмешался ветеринарный доктор Костров. - Деревня спит, в городах водку жрут, и живётся в России хорошо только кабатчикам да конокрадам... Это, Евгений Николаевич, чепуха; я сам в деревне служу. В России, может, больше порядочных людей, чем на всем свете.
- Видали мы этих «порядочных», - зло рассмеялся Базунов. - Не успели в Галицию войти, как всю её до нитки обобрали.
- Война - это не наше дело, - в раздумье протянул Костров. - Мы - пахари...
- Пахари!.. Мы эту сказку знаем, - снова загорячился Базунов. - Народ - пахарь! Как же! Да разве мужик наш умеет пахать? Давайте немецкому мужику наш русский чернозём - чего-чего он ни натворит на нем. Весь свет прокормит!.. Мужик наш к земле жаден, а работать не знает, не умеет... У нас все так: солдат гибель, а армии нет; «пахарей» ваших миллионы, а хлеба нет. Каждые пять лет - бунты и недоборы, голодный тиф и холера. А в газетах кричат: земские начальники виноваты. А разве земские - не те же мы? Земские начальники - не пахари?..
- Э, что там ни говорите, - отбивался Костров, - не только кабатчики и земские начальники в Госсии, в конце концов, есть у нас и Нестеровы...
- В том-то и дело, что ни к чему они нам... падающие звезды: мелькнули - и след простыл.
- Да, - грустно протянул Кузнецов, - был Нестеров, летал, устремлялся к небу - и нет его. А нечистоплотных животных - хоть пруд пруди...
- Вообще, господа, немец ли, англичанин, а нет более грязного существа, чем человек. Возьмите корову, лошадь - их навоз не пахнет. Даже дух приятный идёт. А где ступил наш брат, высшее существо, все он тебе загадит - и дома, и природу, и душу человеческую...