Осенью 1909 года у Сергея Васильевича в лаборатории появилась помощница — студентка университета Нина Алексеевна Скавронская. Голубоглазая, белокурая девушка, которая решила помогать ему в его напряженной научной работе.
В 1908/09 году Сергей Васильевич впервые получил в процессе своей работы каучук из дивинила и исследовал его. Дальнейшие успешные работы Сергея Васильевича в этой области и большие достижения в ней послужили реальным основанием, на котором впоследствии в СССР была построена при ближайшем его участии впервые в мире промышленность дивинилового каучука.
А Нина Алексеевна Скавронская много лет спустя мне писала: «…Я помню, как Сергей Васильевич тогда весь уходил в свою работу, увлекался ею сильно и тем самым втягивал меня. Работали мы много и подолгу, совершенно забывая о всех других делах. Иногда всю ночь до утра…
…А сколько радости, ну, этого мало, какое у Сергея Васильевича было торжество, когда мы получили первую пробу каучука из дивинила. Я помню, что к нам, в нашу маленькую лабораторию началось настоящее паломничество химиков, чтобы посмотреть на „новорожденного“.
Можно ли было думать, что эти опыты разовьются в такую огромную работу, будут построены заводы…»
11 декабря 1909 года мы уехали в Москву. Сергей Васильевич собирался сделать доклад в Химическом обществе о своей научной работе. На этом заседании он демонстрировал каучук, полученный им впервые из дивинила.
Это был знаменательный факт в истории синтетического каучука. Процесс его получения Сергей Васильевич доложил на заседании.
Он принципиально не хотел брать на него патента, говоря, что его работы, его достижения принадлежат его народу и государству, его родине.
Я в это время уехала в Калужскую губернию, к моему дорогому другу Клавдии Петровне, где уютно и тихо провела несколько дней и куда должен был за мной приехать Сергей Васильевич.
Вскоре после возвращения домой я пишу:
«…Меня уже закрутила петербургская жизнь. Вчера окончила гравюру и сегодня печатала („Вид Петербурга“). Вышла красивой и тем хороша, что все в ней совпадает и ничего в ней пригонять не надо. Сегодня хлопотала заказать доски для следующей гравюры. Беда мне со столярами! Была у Лансере и рассказала ему про нашу выставку в Москве. Завтра с утра идем по Петербургу искать помещение для выставки — это потерянный день для работы. Один московский коллекционер Гиршман заказал Сомову мой портрет. Он будет его делать по этюдам прошлого года, так как я отказалась позировать — некогда… Сережа пропадает в лаборатории…»
«…После нашего возвращения из Москвы на нас посыпались разные благодати, так что новый год для нас начался очень удачно.
Во-первых, Сережа получил заказ на сумму около 1000 рублей — анализы воды разных рек. Хотя эта работа растянется надолго, но все-таки — заработок и, может быть, что-нибудь успеем сохранить до путешествия.
Во-вторых, я получила заказ — вырезать двенадцать гравюр по рисункам Бенуа, Сомова, Добужинского и Лансере для каталогов одной библиотеки. Тоже очень длительная работа — когда еще художники соблаговолят сделать свои рисунки.
В-третьих, может, будет еще заказ на 200–300 рублей.
В-четвертых, Третьяковка купила у меня три крошечных вида Петербурга, сделанные акварелью, в размер открытки. Галерея осталась верна себе. Все эти годы она не желала меня купить, так как мои вещи — гравюры, а у нее нет гравюрного отдела. Эти три акварели милы, но слабее рядом же выставленных гравюр Петербурга, но так как это гравюры, то их не взяли. Я в конце концов в выигрыше — ведь акварели стоят в три раза дороже. Это все — наши удачи.
Дорогая, наговорила тебе с три короба. Впереди много работы, но зато и деньги, а то эту осень нам очень круто приходилось, а теперь отлегло.
Скоро у нас устраивается выставка. Будет много хлопот…»