12/I
Произошел какой-то внутренний перелом — был период отчаяния и желания поскорее умереть. И вдруг — появилась острая жажда работать, вера, что еще смогу что-то сделать со «Словом». Осталось признание, что жизнь пропущена мною даром, что совершено много ошибок... пропустила между рук интереснейшие вещи, болтаясь с пустяками. Что, в сущности, очень отстала в науке, даже новые термины семиотики мной не усвоены. И трудно мне заняться сейчас семиотической лингвистикой. Ну мало ли что трудно, что чувствуешь себя дурак дураком, упустив так много. Надо постараться наверстать!
Все такие мысли, вернее, переживания, вылезли в связи с книгой Г. К. Вагнера «Проблема жанров в древнерусском искусстве» (М., 1974). Книжка дает большую библиографию, указывает работы по изобразительному искусству, древнерусскому и славянскому, включая и прикладное, и культовое искусство, и этот широкий подход показывает те значительные изменения, которые произошли за эти годы, — возможность говорить о верованиях, думать вне марксистских колодок. И так много интересных мыслей приходит, что хочется и, быть может, можно и свое что-то успеть еще сделать. Потому что жить — для меня значит что-то сделать, вложить себя в поток человеческой культуры. Словно строят здание, а ты схватил бревнышко и — потащил, схватил второе — опять потащил! Их врубят в стройный сруб и возведут прекрасный храм. А ты будешь знать: и мои бревнышки тут лежат! И задача моя — первая и непременная — открыть великолепнейший кусок храма, вылепленный беднягой, который 800 лет, вероятно, мучается, что остался непонятым, — отрыть, открыть Безымянного! — автора «Слова». Но выполнить эту задачу — это еще не конец: укоряя себя в промедлении и пустоте проведенной зря жизни, можно еще поспешить кое-что сделать. Кое-чему научиться надо при этом в семантике лингвистики. <...>
Свободное копирование
