Военная подготовка
На этом главу можно было бы и кончить. Но есть небольшая тема, хотя и слабо примыкающая к теме идеологического воспитания, но уж точно никак не связанная с тематикой других глав. Так что приходится раскрывать её здесь.
Это тема военной подготовки, или, как её стыдливо называли официально, «спецподготовки».
В то время военная подготовка была в программах большинства вузов. И это давало большие преимущества студентам мужского пола – она заменяла службу в армии. Студенты, обучавшиеся в тех несчастных вузах, где её не было, по окончании учёбы призывались в армию. (Впрочем, зачем я рассказываю – по-видимому, эти порядки сохранились и сейчас).
Нашей военной специальностью была зенитная артиллерия. На военное дело отводился один день в неделю – три пары, проходившие на военной кафедре. Два раза – после 2-го и после 4-го курса – мы по 20 дней проводили в военных лагерях.
В ходе наших занятий и лагерей, естественно, проявлялся вековой антагонизм между относительно образованными штатскими людьми, да ещё студентами, и армейскими служаками. Правда, проявлялся он в довольно мягкой и мало заметной для последних форме – мы про себя их высмеивали. Такой кукиш в кармане. Само собой подразумевалось, что наши офицеры, как и все армейские, люди ограниченные, что их поведение и речь так и напрашиваются на насмешки. Подобное отношение хорошо иллюстрируется распространёнными анекдотами на армейскую тему.
Любимым персонажем для насмешек был руководивший военной подготовкой нашего курса полковник Блинов, крупный розовощёкий мужчина. Он казался олицетворением офицера из военных анекдотов, и, наверное, это чувствовалось бы, даже если бы он и не был одет в военный мундир. Не скажу, чтобы он был глуп, но на его лице не читалось ни единой мысли. И при этом исключительно самоуверенная манера поведения – вот уж кто, кажется, ни разу в жизни не сомневался. И короткие рубленные фразы, каждая из которых звучала то ли как приказ, то ли как окончательное подведение итогов. Мы бесконечно повторяли эти фразы, старательно имитируя голос и тон полковника: «И не более как»; «Вы и вы. Встаньте. И вы оба тоже». Впрочем, мне не хотелось бы сказать о полковнике Блинове ничего дурного – ведь мы ни от него, ни от других офицеров ничего плохого не видели. Относились они к нам уважительно. А что армия глазами штатского человека выглядит смешно и нелепо – это уже вечно, с этим ничего не поделаешь.
Наши военные лагеря находились в районе Петушков – название, ныне широко известное благодаря Венечке Ерофееву. Огромная воинская часть. Что я оттуда запомнил? Большие военные палатки, в которых мы спали. Неожиданное одичание моих однокурсников, которые, оказавшись без женского общества, массово перешли с русского языка на матерный. (Вот и проявилось влияние армии). Тот же кукиш в кармане по отношению к армии и офицерам. А теперь заодно и к сержантам – новой для нас армейской касте, с которой довелось здесь познакомиться, и притом очень тесно.
Занятия по физподготовке и бег в довольно несуразной для спортивных занятий форме – галифе, сапоги, голый торс. Или как маршируем. Сержант командует: «Запевай!» Запевалы начинают популярную в те годы Песню французских докеров: «Довольно пушек, довольно снарядов! Вьетнаму мир, домой пора войскам!» – «Отставить!» И так несколько раз, пока запевалы не переходят на полуприличную солдатскую песню: «Он обнял упругую девичью грудь, и сразу дышать легче стало».
Или вдруг нас выстраивают вместе со всем гарнизоном для зачитывания решения военного трибунала. Рядовой такой-то был в самовольной отлучке, пьянствовал, хулиганил, оскорбил офицера, угрожал. Не помню точно его проступков, но во всяком случае никого не убил. Приговор трибунала – расстрелять. «Вольно! Разойдись!»
Принятие воинской присяги. Каждый выходит из строя, что-то говорит по бумажке и целует воинское знамя.
У меня к изучению военной науки способностей не было никаких. Прежде всего – к изучению «матчасти». Запомнить сами названия бесконечного числа деталей, из которых была собрана пушка или ПУАЗО (прибор управления артиллерийским зенитным огнём), для меня было невозможно. Не говоря уже о том, чтобы объяснить их взаимодействие.
Единственным же, что я запомнил на всю жизнь, было одно определение из Устава гарнизонной и караульной службы: «Гарнизон – это воинские части и подразделения, расположенные в населённом пункте или вне его, постоянно или временно». Уж больно красивое определение, кажется, так и взято из анекдота.
После второго из наших лагерей мы сдавали государственные экзамены. Казалось бы, мне отродясь не сдать «матчасть». Но сработала чёткая организация экзамена. Как я писал, у нас было немало ребят, которые лихо и с интересом в этом разбирались. Я диву давался, как они сидели с учебником перед плакатами, находили там нужные детали, с интересом обсуждали, как какие винтики крутятся. Эти же ребята и записали ответы на все заранее выданные нам экзаменационные билеты. А накануне экзамена эти билеты были вручены лаборантам кафедры вместе с некоторой, довольно скромной суммой. Сам же экзамен проходил так. Студент вытаскивал билет, громко рапортовал свою фамилию и номер билета и садился готовиться. К нему подходил лаборант и вручал шпаргалку. Подготовка к ответу заключалась в том, чтобы найти на плакате указанные в шпаргалке детали. А ответ – в том, чтобы точно прочесть шпаргалку и правильно ткнуть указкой в нужное место на плакате. Так ответил и я, получив четвёрку. А через некоторое время получил билет с вписанным в него воинским званием. Так я стал младшим лейтенантом запаса.
Добавлю, что моя последующая воинская карьера складывалась довольно удачно. Так больше мне ни разу не приходилось попадать в военные лагеря. Несколько раз переподготовки проходили в городских условиях без отрыва от работы – по несколько недель вечерних занятий. Время от времени меня повышали в звании, так что в отставку я вышел уже старшим лейтенантом.