История со «Стромынкиным»

История со «Стромынкиным»

Между тем, привычные идеологические механизмы продолжали действовать. С одним из них я столкнулся осенью того же 1953 года.

Предыдущим летом (1952), будучи в альплагере, я познакомился с замечательным литературным произведением – поэмой «Евгений Стромынкин». Читал её вслух то ли по записям, то по памяти молодой физик, студент или выпускник физфака МГУ. Поэма меня восхитила. Вообще шуточные подражания «Онегину» весьма распространены как в издаваемой литературе (вспомним процитированное «Возвращение Онегина» из журнала «Звезда»), так и особенно – в студенческом фольклоре. Я был знаком с ходившим по мехмату «Евгением Неглинкиным». Но «Стромынкин» был на голову выше его. Во-первых, совершенно блестящие стихи, в авторе чувствовался настоящий поэт. А главное – содержание. Если «Неглинкин» и другие подобные были чистым зубоскальством, то «Стромынкин», при всей его незаконченности, малом размере и шуточной форме был попыткой, и очень удачной попыткой нарисовать картину жизни университета или, по крайней мере, физфака. Перефразируя известные слова Белинского, это была «энциклопедия университетской жизни». И не только университетской. В поэме витал дух свободы и улавливалось критическое отношение к нашей действительности, очень скромное, но заметно превосходящее пределы на то время дозволенного: «Философ (имелся в виду студент философского факультета) ходит, словно пристав, и инспектирует умы». Или – герой в Третьяковской галерее видит «пшеничные поля, что на полотнах навалял ведущий ныне лживописец …». Далее, по пушкинскому образцу, следует многоточие, заменяющее четыре слога, на место которого так и напрашивается слово «лауреат».

Я переписал поэму и после нескольких прочтений полностью её запомнил. Вот что значит настоящие стихи! С тех пор они неоднократно всплывали в моей памяти. Думаю, что в основном помню и до сих пор.

С такими замечательными стихами я старался познакомить побольше своих товарищей. Конечно, первым – Кронида. Гораздо позже, в эмиграции Кронид познакомился с их автором Герценом Копыловым. Вскоре после этого Копылов умер, а Кронид издал сборник его произведений – тот же «Стромынкин», большая «Четырёхмерная поэма», стихи, самиздатская публицистика. Я листал эту книгу, но более серьёзно познакомиться, к сожалению, не удалось.

Вернёмся, однако, в 53-й год. Моя деятельность по популяризации «Стромынкина» не осталась незамеченной. Однажды меня пригласили в партком университета на 10-м этаже здания на Ленинских горах. В комнате находилось несколько мужчин в штатском, которые мне не представились (в то время ещё не было такого обыкновения). Они попеняли мне, что я распространяю идейно вредное произведение (не помню, использовали ли при этом термин «антисоветское»), и спросили – кто мне его дал. Вопреки длительной психологической подготовке к противостоянию с советской властью, я был напуган. И, к стыду своему, сказал то немалое, что знал: переписал в альплагере у человека по имени Спартак. Конечно, этого было достаточно. Для порядка попугав меня возможными последствиями и предупредив, чтобы этот случай был для меня уроком, меня отпустили. Видимых последствий для меня эта беседа не имела. Хотелось бы знать, насколько я повредил этим Спартаку, а, может, и самому автору.