Эти успехи зубатовщины в Москве, сопутствуемые, благодаря широко поставленной сети провокации в рабочих и интеллигентских кругах, постоянными провалами всех революционных начинаний, производили очень тяжелое впечатление на местных работников, и Бауман, работавший в Москве как раз в начале 1902 года, на втором съезде партии в своем докладе о московской работе заявил: "Мы считаем своим долгом сказать теперь голую правду, как бы прискорбна она ни была: в Москве революционная социал-демократия спасовала перед полицейским социализмом" {"Доклады социал-демократических комитетов второму съезду партии", стр. 125, ГИЗ, 1930 г.}.
Но прозорливый ум В. И. Ленина не так оценивал зубатовщину: в том же 1902 году, когда зубатовщина, казалось, торжествовала победу, он в "Что делать?" писал: "...в конце концов легализация рабочего движения принесет пользу именно нам, а отнюдь не Зубатовым... Действительным шагом вперед может быть только действительное, хотя бы миниатюрное, расширение простора для рабочих. А всякое такое расширение послужит на пользу нам и ускорит появление таких легальных обществ, в которых не провокаторы будут ловить социалистов, а социалисты будут ловить себе адептов" {В. И. Ленин,Соч., т. IV, стр. 449--450.}. Действительность вполне оправдала предвидение Ленина. Правительство изменило бы своей классовой сущности, если бы оно далеко пошло по пути социальной демагогии Зубатова. Всполошились прежде всего московские фабриканты, подавшие правительству записку, в которой заявляли: "Объединение принадлежащих к различным фабрикам рабочих представляется крайне опасным... и если в предоставлении им известной организации имеется в виду отвлечение их от антиправительственной политической деятельности, то не менее опасным оказывается их допущение к деятельности антикапиталистической, которая, несомненно, имеет одинаковое политическое значение, тем более, что справиться с массами, увлеченными какими-либо успехами в этом отношении, может впоследствии оказаться чрезвычайно трудным, если даже совершенно невозможным".
Фабрикантов поддерживал министр финансов Витте, и московской администрации было дано понять, что она зашла слишком далеко в демагогии. Зубатов был переведен осенью 1902 года в Петербург. Собрания в Историческом музее были прекращены, лекции либеральных лекторов были заменены беседами московских попов на богословские темы, небольшие экономические уступки рабочим и те были отобраны. Среди рабочих началось отрезвление и разочарование в зубатовщине.
Но этим дело еще не кончилось. Зубатов, переведенный в Петербург, был назначен начальником особого отдела департамента полиции, и министр внутренних дел Плеве, видя успехи зубатовщины в Москве, решил этот опыт распространить и на другие города, и прежде всего на Петербург. Ленин опять писал по этому поводу: "... посредством своих газет, своих листков и своих собраний мы можем и должны добиться того, что новый зубатовский поход весь пойдет на пользу социализму" {В. И. Ленин, Соч., т. V, стр. 224.}. Действительность ближайших месяцев оправдала прогноз Ленина.
Между прочим Зубатовым в западной и южной России, в так называемой "черте еврейской оседлости", где действовал нелегальный "Союз еврейских рабочих" ("Бунд"), была в противовес этому союзу организована полулегальная "Независимая партия еврейских рабочих", которая распространила свою деятельность на ряд городов; в особенности она имела успех в Минске и Одессе.
Эти рабочие-"независимцы" скоро вышли из рамок, поставленных им полицией, и устраивали стачки сначала на экономической основе, но эти экономические стачки скоро стали перерастать в политические. В Одессе в июне 1903 года "независимцы" организовали стачку на заводе Рестеля, которая приняла упорный и затяжной характер, волновавший рабочих Одессы. Вслед за заводом Рестеля уже по призыву социал-демократического комитета забастовали железнодорожные мастерские, а за ними и все другие предприятия Одессы; стачка приняла всеобщий и притом политический характер, с уличными демонстрациями, с лозунгами: "Долой самодержавие!" Стачка охватила тогда все крупные промышленные центры юга России и Кавказа, были столкновения с войсками, убитые и раненые. Зубатовские рабочие организации везде приняли деятельное участие в стачках. Правительство поняло опасность зубатовщины.
Зубатов был уволен в отставку и выслан под надзор полиции во Владимир, его доверенное лицо, одесский агент доктор Шаевич, сослан.
"... зубатовская эпопея кончилась жалким крахом, сделав гораздо больше на пользу социал-демократии, чем на пользу самодержавия: одесские события не оставили и тени сомнения на этот счет" {В. И. Ленин, Соч., т. V, стр. 349.}.
Но и на этом дело с экспериментами полицейского социализма все же не окончилось совершенно" зубатовские организации были закрыты в провинции, а в Москве и Петербурге они остались. Плеве, очевидно, думал, что в провинции, далеко от глаз центральной власти, местные власти не сумели руководить движением и выпустили его из своих рук, а в столицах, на глазах у Плеве в Петербурге и у Трепова в Москве, они будут безопасны и будут попрежнему служить для уловления рядовой рабочей массы путем демагогии и ничтожных экономических уступок в сети политического влияния и провокации. В Петербурге в 1903 году начал свою деятельность под руководством охранки поп Гапон, возглавивший образованное в начале 1904 года "Петербургское общество фабричных и -заводских рабочих" с его одиннадцатью отделами. Финал деятельности этого общества известен: это -- шествие, организованное этим обществом, полутораста тысяч рабочих 9 января 1905 года с политической петицией к Зимнему дворцу. С этого события, как известно, началась первая русская революция.
Крах московской зубатовщины не был так грандиозен и эффектен: она постепенно разложилась -- и сошла на-нет в течение революционного пятого года.
Свободное копирование
