Наш третий курс был очень трудным. Перестроили программу, полгода читали теорию поля, а потом, не дочитав, в 6-ом семестре начали читать кванты, по две лекции в неделю, в конце года экзамен. Кванты читал нам Алилуев, а вот, кто читал теорию поля, даже не помню.
Семинары по теоретической физике в нашей группе вел Мальцев - худющий, черноглазый, миловидный еврей, влюбленный в свой предмет и обучавший нас со страшной, прямо таки убойной силой. Объяснял он хорошо, старательно, просто вколачивал понятия в голову, насколько вообще можно было вложить в наши мозги такие курсы, как теория поля и квантовая механика. Теория поля еще как-то укладывалась в голове - все эти потенциальные и векторные поля, производные от потенциалов, характеризующие напряженность поля - вся эта сложная математика, выводящая нас в конце концов к простым, привычным, но неизвестно откуда взявшимся законам общей физики, были мне интересны. По моему студенческому мнению у Ландау с Лифшицем именно теория поля самый лучший учебник. А кванты против нее слабее написаны.
Малкин ходил в длинном коричневом пальто до пят, бывало, бежит в нем по коридору, и так и думаешь - сейчас запутается и упадет. Был он женат, но производил впечатление неженатого и какого-то незащищенного человека, увлеченного своей теорфизикой, и ничем более. Как-то я встретила его часа в четыре дня, бледного, замученного, с кругами под глазами, он бежал по лестнице с зачета, очевидно, с утра ничего не ел, и я остановилась и непроизвольно всплеснула руками:
-Боже, что же они (имелись в виду студенты) с вами сделали!
-Они меня пытались замучить, - сказал он (хотя на самом деле было, конечно, наоборот), - но я не сдался.
В октябре у меня стало совсем плохо с кишечником. Я постоянно жила на сухариках, меня мучили поносы и сильные боли в правой нижней части живота.
Врач - проктолог Долгопрудненской поликлиники, седой старичок, нашел у меня эрозийный колит и стал лечить бальзамовыми клизмочками по собственной методике.
Нужно было каждый день туда приходить, по полчаса лежать, прогуливая занятия.
Я измоталась и очень устала, похудела, позеленела и сильно запустила учебу.
Врач сказал:
-Дело пахнет академическим, - и я пошла в деканат, но они меня отговорили:
-Учись, - сказала мне секретарь, - учись, а если не сдашь, тогда и оформишь академ, плохо делать перерыв в учебе.
В это время мама уже уехала из Караганды с надеждой устроиться где-нибудь возле Москвы. Она наткнулась на объявление в газете "Медицинский работник", что в Воскресенской больнице требуется врач- дерматолог, и поехала туда узнать об условиях. Искали мы это место вместе. Маме по телефону сказали, что надо ехать до какого-то км, но она благополучно забыла, до какого именно, и мы сошли на 47-ом км, утомившись долгой ездой, но нам объяснили, что Воскресенск - это 88-ой км, и пришлось ждать другую электричку, потом долго искали там больницу и главврача, нашли, дерматолог действительно был нужен, главврач пообещала всё узнать о сроках прописки, мама оставила свои данные и уехала, но не в Караганду обратно, а к тете Тамаре в Батуми и временно устроилась там на работу - надо же было на что-то жить. Много лет спустя мама узнала, что мы не доехали, объявление давали в Воскресенске три, еще дальше от Москвы, но на 88-ом ее перехватили.
Свободное копирование
