После спортлагеря я поехала в Караганду. Мама с дядей Яшей жили в двухкомнатной квартире, мама работала в вендиспансере, а еще с ними жили бабушка и сын Якова Борька,12 летний мальчишка, тихий и вредный, которого прислала мать, узнав, что бывший муж женился, чтобы моя мамочка не очень радовалась жизни.
Борька донимал моих тем, что не мыл руки, и любил ковыряться в носу, но в остальном он был не очень большой обузой, не капризный в еде, не шумный, и учился без больших проблем. Впрочем, прожил он с ними не долго, полгода, а потом Яков отправил его к матери.
Я провела в Караганде довольно скучный месяц. Мама тактично не надоедала мне расспросами про мои взаимоотношения с Ефимом, зная, что мне всё еще обидно, я много читала, мы гуляли в парке. Но у мамы начался тромбофлебит из-за суровых Карагандинских зим, она сильно пополнела и совсем плохо ходила, а было ей в 67-ом году всего 46 лет, и я сказала:
-Мама, это не дело, ты еще молодая женщина, а совсем как инвалид, надо что-то делать.
-Я хочу устроиться жить поближе к тебе, в Москву или Московскую область,- сказала мама.
В конце лета я улетела в Москву. Когда мама и бабушка провожали меня на самолет, я бодро помахала им рукой, а потом долго смотрела в след, как они обе, не склонные проявлять сентиментальность и плакать при расставании (разводить нюни), обе, ссутулясь, грустно и одиноко идут по мокрой площади к автобусу. Я понимала, им было плохо без меня, я была необходимым связующим звеном в нашей семье, а теперь вот мама вышла замуж, уехала опять в место ссылки, как Колпашево, и болеет, болею и я в своем Долгопрудном.
Свободное копирование
